– Предполагаю, что ты ему нравишься, – спокойно пожимает он плечами.

– Не верю в это. Я больше ни во что не верю, – кривлюсь я.

– Мишель, он хороший. Честный, верный, талантливый. Его умственное развитие бежит впереди прогресса, но в то же время его душа искалечена. Понимаешь? Он не просто так занимается этим. На всё есть причина. И ты молодец, что вникла в посттравматический синдром. Только вот мой друг не видит ничего в этом ужасного. Он прячется, скрывается от собственной жизни, чтобы не причинить боль тем, кого любит. В его прошлом много грязи, и если он покажется, то всё это выпотрошат и это будет ужасно. Снова. То, что мы пережили тогда было лишь дуновение, и не дошло до крупных организаций, как и родственников. Это будет такая бомба, что мы потеряем всё, буквально всё и наши семьи пострадают больше, чем мы с ним. Не могу тебе рассказать, хотя мне бы этого хотелось. Я вижу, что ты меняешь его. Прошу тебя, не отпускай его, не отвергай. Не знаю, как помочь ему, а ты чувствуешь интуитивно его. Он может любить, только не позволяет себе этого, потому что однажды он любил, а над ним издевались.

– Кого он любил?

Райли закрывает глаза и открывает их, поднимая голову к потолку, и затем смотрит на меня. Разрывается от желания поведать мне тайны, но не может предать друга. И я восхищена им, такая преданность очень редка.

– Помоги мне, потому что сейчас я в шоковом состоянии. Он был со мной, обнимал меня, смеялся, а оказывается, это всё для него игра, шахматная партия, где мне отведено место пешки. Но я не желаю ей быть. Ведь он другой, он садист, ты сам сказал это. Я боюсь того, что он сможет сделать со мной. Не вынесу этого, хочу обрубить всё сейчас, на корню. Пока это не завело меня в его мрак, боюсь этой тёмной стороны. И, по твоим словам, могу сделать вывод, что его история ещё страшнее. И то, что вы оба мне говорите это только верхушка айсберга. Но не умею плавать, Райли, я утону. А жить ещё хочу. Не знаю, что мне делать, – шепчу и чувствую, как по щеке скатывается слеза.

– Мишель, я знаю его как самого себя. И в данный момент в моих силах только сказать тебе, что он тоже боится. У него никогда не было девственниц, никогда он никого так не оберегал, никогда не бегал ни за кем. Ты забираешься под его броню, и я благодарен тебе. Будь уверена, что он никогда не сделает ничего против твоей воли. И придумай для себя стоп-слово. Если вдруг он зайдёт дальше твоих возможностей, то при использовании его, ты спасёшь себя и его. Он остановится, он опытный доминант. Ты для него самое опасное звено в его жизни, – Райли берёт меня за руку и некрепко сжимает её в знак ободрения.

– Он правду сказал, что не целуется в губы, потому что его отец по ним бил. Он поджигал его губы? – Выдавливаю я слова.

– О, Господи, – теперь мой собеседник шокирован и с удивлением смотрит на меня.

– Не понимаю, почему он помогает своему отцу до сих пор, если это он виноват во всём? Я же права, да? Это из-за этого ублюдка он стал таким жестоким? – Продолжаю я.

– Ты права, я верил в тебя, девочка. Ты молодец, копай дальше. Он не помогает ему, его отец мёртв. У него отчим. Он психолог, но прости, большего сказать тебе не могу, – Райли отпускает мою руку.

– Отчим? Мёртв? А когда он умер?

– Ему тогда было десять, – отвечает Райли.

– То есть все эти экзекуции проводились на малыше? – Уже взвизгиваю я, а мужчина глазами мне показывает умерить пыл.

– Да. И не только они. Он расскажет тебе, я знаю это наверняка.

– Зарина тоже об этом знала, возможно, поэтому так была увлечена им? Она пыталась его приблизить к себе, манипулируя его слабостями. Поэтому он так спокойно ей всё простил, даже после смерти, – предполагаю я, и Райли хмурится, но кивает.

– А откуда она узнала об этом? Он вёл с ней такие доверительные беседы?

– Нет. У Николаса были кошмары, долгое время, пока ему не назначили специальные лекарства. Наркотик. Но он отказался от них, полагаясь только на себя. Я думаю, ты заметила, что спит он со светом и у него есть Шторм. Всё это не просто так, Мишель. Я думаю, что он кричал во сне, а Зарина ходила за ним по пятам. Он не спал ни с кем в своей постели. Место рабыни на коврике, грубо говоря, а не в господской кровати. Я не знаю, как ей удалось это услышать, но факт остаётся фактом. Она знала. Как Николас говорил, Зарина была идеальной для него в плане его особых вкусов. И он приехал расстроенный в Торонто тем, что она влюбилась. В то время он был другим, он хвастался всем, что имеет. Пытался доказать каждому, что он вырос кем-то, а не тем заикающимся мальчиком, которого все знали и предрекали ему судьбу наркомана. Он не слушал меня, распылялся и перед Зариной тоже. Выход информации о нём и людях, которым он обещал тайну, хорошо ударил его. Он поплатился за своё желание утереть всем нос своей реальной жизнью. А теперь он напоминает тень от самого себя. Он ни разу не прыгал в тандеме с девушками, только с ребятами, которых обучает доминированию. Зарина предала его, продала. И он как минимум зол на тех женщин, которые хотят его заполучить себе. У него не было ни разу постоянной Сабы. Одна – две недели, это максимум.

– Если он садист, то ты просто доминант? И ты в этом мире, чтобы помочь ему? – Догадываюсь я, и он улыбается.

– Верно. Он помог мне во многом, Мишель. И я хочу сделать всё, что могу, дабы Николас ощутил, насколько жизнь прекрасна. Но я хорош, как доминант, – подмигивает мне.

– Не сомневаюсь, – смеюсь я.

– Кстати, твой отец меня достал сегодня. Он пригласил меня к вам в гости, от чего я вежливо отказался. А потом пригласил в пятницу в ресторан, – недовольно цокает Райли.

– Ему нужны твои вложения, – без тени стеснения заявляю я.

– Как-то догадался, только я не вкладываюсь ни во что. Это делает Николас, я только исполняю. И знаю, что он не собирается этого делать, потому что компания, где работает твой отец, тонет.

– А ты можешь взять его к себе? Как-то помочь ему?

– Я ничего не могу, Мишель. Даже не хочу хотеть этого. Меня привлекает реклама больше, чем бизнес такой, что ведёт Николас. Поговори с ним, – предлагает он.

– Ага, для начала бы он телефон включил, – хмыкаю я. – Скажи, когда он в последний раз был на сессии, не считая вчерашнего дня?

– Зачем тебе делать себе больно? Не надо, не думай о них, а лучше вытаскивай душу Николаса на свет. Если у тебя получится, то он забудет об этом. Дай ему что-то иное взамен, хорошее. Я знаю, что ты можешь это дать, ты уже даёшь, я вижу это по нему. Он не спит ни с кем, кроме тебя.

– С чего ты взял…

– О, да брось, мы уже прошли фазу светской беседы. И знаешь ли, мы обсуждаем наших женщин, – перебивает он меня.

– Что? Он обсуждал наш секс с тобой? – Возмущаюсь я.

– В моём понимании вы занимались любовью, Мишель. Но никак не сексом, – тихо смеётся он.

– Мы оба не верим в любовь. Ни он, ни я. И мы согласились на временное утоление сексуального голода, – грубо отвечаю.

– Не веришь или не хочешь признаться себе, что влюбляешься в него? – Райли придвигается ближе и хитро прищуривает глаза.

– Я не влюбляюсь, не мели чепухи. Я просто… ну… Ник хороший любовник, – обрываю его мысли.

– Ну-ну, только вот я заметил, как он разговаривает с тобой, и как ты ему отвечаешь. Позволь себе быть честной с собой. Между вами больше, чем просто секс. Вы зависите друг о друга не только как любовники, но и как пара. Я ведь уже говорил, найдёте ответы на свои вопросы друг в друге. Как и у вас есть возможность побороть страхи. Вместе. Он первый раз за всё наше знакомство испугался за самочувствие девушки, которую только что трахнул. Обычно ему всё равно. Он орал на Пирса так, что думаю, дядя в штаны наложил.

– Не надо убеждать меня, что Ник способен полюбить кого-то, – с сожалением вздыхаю.

– Любой мужчина на это способен. Всё в твоих руках, Мишель. Ему нужно время, чтобы набраться сил перед тем, как предстать перед тобой с обнажённой душой. Для него это сложно, возвращаться туда, откуда он сбежал.

– Я не влюблена в него, – уверяю Райли.

Он берёт кружку и допивает остатки кофе одним глотком, затем подпирает подбородок рукой и растягивает губы в озорной улыбке.

– Это будет партия века. Ты мне очень нравишься, Мишель, – произносит он и встаёт, бросая купюру на стол, оставляя меня одну. За спиной слышу его смех.

А теперь бы мне собрать всю картину воедино, испугаться реальности и постараться не спрятаться от неё.

Тридцать девятый шаг

– Что с тобой сегодня? Ты рассеянная, я три раза уложил тебя на лопатки за пять минут, – сурово спрашивает мой тренер по боксу Картер, и я кривлюсь от выговора, снимая боксёрские перчатки.

Я записалась на занятия, чтобы понять, как защитить себя в случае опасности. Но всё без толку, из меня никогда не выйдет сильного противника, к сожалению.

– Ничего, – пожимаю плечами и устало опускаюсь на пол в тренировочном зале спортивного комплекса.

– Если ты будешь продолжать в таком духе, то все наши тренировки пойдут коту под хвост, – мужчина вытирает капельки пота со лба и садится рядом со мной, вытягивая мускулистые ноги в шортах.

– Есть проблемы, – неоднозначно отвечаю я.

– С Люком?

– Нет, мы с ним расстались. С другим.

– Миша, ты должна оставлять все мысли за пределами каната, а не тащить их сюда. Это тебя отвлекает. Мы с тобой работаем уже третий год, а ты так и не научилась причинять боль своими ударами. Смысл? Может быть, вернёмся только к кардио и силовым? – Предлагает он.

– Я знаю, что должна, но не могу. Я, по-моему, переживаю за него. Ни одного сообщения, ни звонка, а прошло уже сорок часов, – тяжело вздыхаю и подтягиваю ноги к груди.

– Малыш, да ты влюбилась, – усмехается Картер. Бросаю на него раздражительный взгляд.

– Вряд ли, но я просто не понимаю его, а он не желает дать мне возможности понять себя. Натыкаюсь на стену.