Магнус действительно вредничал, но вдалеке от компьютера. Он восседал на подоконнике и с философским выражением морды наблюдал за вороной, каркающей за окном. Обычно птицы, нарывающиеся на наказание, кота страшно раздражали, но сейчас он меланхолично водил головой из стороны в сторону, а потом вдруг встал на задние лапы и прижал их к стеклу.

Игорь, как завороженный, наблюдал за тем, как правая лапа надавила на оконную ручку, а потом запоздало вспомнил — проклятье, он же снял сетку, потому что та порвалась. Продрали птицы, может быть, та же самая ворона…

Окно осторожно открылось. Ворона, увлечённая своим монологом, запрыгала в два раза быстрее, явно пытаясь довести начавшего реагировать кота до белого каления…

И карающая лапа Магнуса опустилась ей на горло.

— К-р-р-ра! — захрипела схваченная ворона, затянутая внутрь, в комнату. — Кр-р-ра!

— Мау! — победно воскликнул Магнус и, всё ещё придерживая свою жертву, склонился к ней пониже. — Миа-а-ау?

Игорь заморгал, кажется, удивлённый едва ли не больше попавшей в чужие загребущие лапы вороны. Он мог, конечно, ошибаться, но, наверное, слова кота переводились как "ну, я готов тебя выслушать, дорогая" или "и что теперь ты хочешь мне сказать?".

По правде, ворону надо было отобрать у кота, повесить сетку и закрыть окно, тем более, снаружи веяло холодом, но Игорь, смилостивившись, дал Магнусу несколько минут на воспитательную беседу.



73

19 февраля 2018 года

Понедельник

Скрип стульев по полу звучал в голове подобно взрыву. Игорь скривился, кашлянул раза два или три, мысленно проклял свои деревенские прогулки и сел, представляя себе, что запрыгавшие перед глазами зайчики — это от того, что он не хочет видеть Регину. На самом деле, могла подняться температура, но Ольшанский упрямо отрицал эту вероятность и про себя повторял, что совершенно здоров, разве что немного устал. На самом деле, в жизни это обычно помогало крайне мало, в самонастрой он верил только в те дни, когда неплохо себя чувствовал, но… Как уж есть.

Эндрю и Регина должны были проводить этот митап вместе, но Разумовской всё ещё не было. Она, как это водилось в последнее время, немного опаздывала, но и лиды собрались ещё не все.

Голландец развалился на стуле с таким равнодушным видом, словно его заставили сюда прийти, и, кажется, считал что-то на потолке. Выражение его лица было отчасти умиротворённым и совершенно не сочеталось с условиями работы в виде крохотного кабинета и сварливого начальства.

Покосившись на часы, он подался вперёд и обратился к Игорю:

— Сколько обычно это дело при Регине у вас занимает?

— До девяти все должны разойтись. Правило есть правило, — покачал головой Ольшанский. — Раза два или три нарушали.

Эндрю с умным видом кивнул и откинулся обратно на спинку стула, кажется, опять впал в состояние совершенного равнодушия.

Хлопнула дверь, обозначая прибытие Разумовской, и Регина, как всегда не в меру стремительная, когда этого от неё никто не ждал, влетела в помещение. Окинув взглядом присутствующих и, наверное, сосчитав про себя, все ли на месте, она уже более взвешенно опустилась в своё кресло.

— Приступим, — женщина одёрнула воротник своего пиджака. — Сегодня надо обсудить рентабельность некоторых проектов.

Игорь буквально ощутил на себе тяжёлый взгляд Эндрю, словно тот предупреждал его: в случае лжи будет плохо. В ответ он только вскинул брови, недоумевая, что именно могло повлечь такую реакцию.

Эндрю же вскинул руку, чем-то слегка напоминая школьника.

— Доклад, — сообщил он таким тоном, словно Регина могла заставить его замолчать, будь это какая-нибудь менее уважительная причина. — Ваше задание.

Впрочем, какое словно? Она и могла.

— Пожалуйста, — кивнула Разумовская. — Можешь начинать.

Эндрю поднялся нарочито медленно, обвёл холодным взглядом всех присутствующих, поднял папку со стола и принялся довольно бодрым, хотя и не слишком быстрым тоном зачитывать пункты плана и количество выполненных задач.

Игорь сначала слушал с интересом, как и все остальные, но когда дошли до его проекта, понял, что это просто короткая выдержка из системы управления проектом. Он вскинул голову, удивлённо глядя на своего коллегу, но Эндрю совершенно не казался смущённым. Складывалось впечатление, что он прекрасно знал о том, что совершал сейчас провокационные действия, но не собирался прерываться ни на одну секунду.

Разумовская слушала с подчёркнуто вежливым видом. Игорь представить себе не мог, чем надо было думать, чтобы дать хорошему управленцу настолько бездумную, бессмысленную задачу, но под конец даже стал получать удовольствие от того, с каким видом и с каким посылом Эндрю озвучивал пункт за пунктом.

Взгляд Регины прикипел к часам. Игорь же поймал себя на том, что тоже невольно провожает взглядом стрелку на новый круг и ждёт, пока она пройдёт его, минует пометку "двенадцать" и начнёт новое бесполезное шествие.

Эндрю умолк ровно в девять. С равнодушным видом, без капли довольства он поставил папку прямо перед Разумовской и совершенно без эмоций сел на своё место обратно, откинулся на спинку обыкновенного стула — Регина всеми силами подчёркивала, что он не является каким-то особенным сотрудником, — и взглянул на часы.

Этот раунд она проиграла, не сумев даже сделать ответный удар.


72 — 71


72

20 февраля 2018 года

Вторник

Кашель, кажется, был настроен радикально и намеревался выбить Игоря из колеи. Лёгкое вчерашнее покашливание сегодня усилилось, и пришлось свернуть в аптеку — в доме никаких подходящих лекарств не было. Простуды Ольшанский никогда не считал достойным поводом для обращения в больницу, он был уверен, что вполне достаточно просто воспользоваться теми лекарствами, которые ему всегда помогали, тем более, если надо, всегда можно было обратиться к папе…

Игорь усмехнулся, глядя на вывеску аптеки. Отцовская больница была совсем рядом, в ста метрах от аптеки, у которой остановился Игорь, и в контексте всех предыдущих разговорах об их не самой лучшей ситуации в семье Ольшанский всё-таки свернул к распластавшемуся по кварталу комплексу из сплошь серых, мрачных зданий.

Парковка пустовала, хотя пациентов ни зимой, ни летом здесь мало не бывало. Игорь остановился, вышел из машины и почувствовал себя дураком, который боится набрать нужный номер и позвонить родному отцу. Мобильный то и дело стремился выскочить с ладони, холод мешал, ещё какая-то ерунда…

А может, Николая Андреевича даже нет на работе? Или он на операции и не может говорить?

— Дурак, — отругал сам себя Ольшанский, всё-таки нажав кнопку вызова. — Не сможет говорить — не возьмёт трубку…

На третьем гудке, впрочем, отец отреагировал.

— Алло, — его голос показался Игорю почти незнакомым. Сколько они не разговаривали, месяц? Или даже больше. — Игорь, это ты? Что-то случилось?

— Я. Нет, всё в порядке, — покачал головой Ольшанский, хотя отец, разумеется, не мог его увидеть. — Ты сейчас на работе? Проезжал мимо твоей больницы, вот, подумал, может, стоит заехать?

— Как раз закончилась смена, — бодро отозвался отец. — А где ты находишься?

— На парковке под главным корпусом, — Игорь поднял голову, глядя на громадину больницы. — Выходи, я тебя здесь подожду.

Папа не заставил себя долго ждать, вышел уже через пять минут — в обычной одежде, явно не собираясь возвращаться обратно в больницу сегодня, но с кругами под глазами, оставшимися или после тяжёлой операции, или после ночного дежурства. Впрочем, причины могли быть совмещены…

— Здравствуй, — он подошёл к сыну своим привычным стремительным шагом. — Рад тебя видеть, — протянул ладонь для рукопожатия.

Игорь ответил на этот несколько официальный, никогда не водившийся у них в семье жест. Интересно, как давно они с отцом чувствовали друг друга чужими?

— Привет, — отозвался он. — Как дела?

— Всё хорошо, — Николай Андреевич растерянно оглянулся. — А ты как? Как жена?

— Нормально, — покачал головой Игорь, подумав, что даже нужные слова для общения с родным отцом найти толком не может. — Бабушка теперь с нами живёт.

— Да? — удивился отец. — Неожиданно. Как она себя чувствует?

— Неплохо, — Ольшанский запнулся. — Сердце разболелось, заставил её переехать к нам. Если что-нибудь понадобится, пока на ту дачу доедешь…

Он умолк. Николай Андреевич тоже не произнёс ни слова, очевидно, не знал, что и сказать. Ему, разумеется, неприятно было осознавать, что столько времени даже не навещал родную мать, но и ответить оказалось нечего.

Игорь тоже никак не мог решиться задать волнующий его вопрос. Тот мог сколько угодно грызть сознание изнутри, но озвучить приглашение — нет, где там.

— Слушай, — первым решился папа, поняв, что ответная реплика за ним, — может быть, вы с Сашей к нам заедете? В гости? В воскресенье, например, я совершенно свободен, и у вас выходной должен быть. Посидим, поговорим.

Однажды это предложение уже звучало. И в прошлый раз всё закончилось совсем не так, как хотелось. Семья, и так с трудом державшаяся кучи, развалилась на куски окончательно и бесповоротно.

— Хорошо, — тем не менее, согласился он. — Только я привезу Янку и бабушку тоже. Давно уже пора сесть за один стол и поговорить, как нормальная родня, а не грызться в телефонном режиме.

— Яна не захочет, — покачал головой папа. — Но если у тебя получится её уговорить…

— У меня получится, — безапелляционно заявил Игорь. — Так что? Согласен?

— Согласен, — подтвердил отец. — Спасибо, что вообще заехал. А то я, как тот страус, голову в песок…

Он похлопал сына по плечу, и Игорь только удивлённо проследил за отцовской ладонью, словно не мог понять, что происходит.