Несколько минут они сидели в молчании. Нормальном. Ни неловкости, ни напряжения. Приятно и умиротворённо. Ульяна ковыряла ногтём замшу на своей кепке, покоящейся на её коленях. Кирилл исподтишка наблюдал за ней, делая вид, что что-то читает в телефоне.

В данный момент, в разноцветных радужных всполохах, падающих ей на лицо, Матвеева выглядела особенно привлекательно. Не внешне, хотя и внешне она была красива, а по-другому. На том уровне, когда тебя неосознанно тянет к человеку, хотя, быть может, ты и сам не понимаешь по какой конкретно причине.

― Роковая соблазнительница, стриптизерша, оторва, пай-девочка… Какой ещё ты можешь быть? ― спросил он.

Над ответом со всей ответственностью задумались.

― Вредной. Наивной. Опрометчивой. Несдержанной.

― И какая ты настоящая?

― Такая и есть. А какой ты?

― Ответь лучше ты. Ты успела узнать меня достаточно.

― Ты любишь семью. Пожалуй, это лучшее твоё качество.

― Все любят родных.

― Да. Но в данном случае это значит, что ты способен на искренние чувства. Если учесть выбранный тобой образ пофигиста, которому на всё фиолетово ― это немаловажно.

― Я его не выбирал. Он сложился сам. Плюс, это избавляет от лицемерной доброжелательности, которой у нас заражена половина шоу-бизнеса.

― Ха, нет. Тебе нельзя быть милым и вежливым. Все подумают, что звезда при смерти. Или попала в секту.

― Однако хорошего ты обо мне мнения. Ладно, со мной разобрались. А какое тогда твоё лучшее качество?

― Умею собирать кубик Рубика.

― Любопытно. Любимая сладость?

― Шоколад.

― Больше всего ненавидишь?

― Тебя.

― Вот как. Значит, мы всё ещё на ножах?

― Не знаю. Ты мне скажи.

― Эту детскую войнушку затеял не я.

― Не такая уж она и детская. Ограничение 18+ смело можно поставить, ― они встретились взглядами и одновременно засмеялись.

― Правда умеешь собирать кубик?

― Ага. И могу пройти «сапёра» на самом сложном уровне.

― Да ты опасная женщина!

― Ты только понял?

― Мне нравится… Прости, что не замечал тебя раньше. Тогда всё могло бы сложиться иначе.

Прости? Кирилл Комета сказал: «прости»???

― Нет. Всё так, как должно быть. Мы не стали бы теми, кто есть, не будь у нас нашего прошлого. Про себя точно могу сказать, что мне был необходим моральный пинок.

― Хочешь сказать, я тебя замотивировал?

― Не льсти себе. В первую очередь, я изменилась ради себя самой. Ты бы только знал, как я ненавидела брекеты. Три года мучений, три! То жуткое платье на выпускной, обтянувшее меня, как хрюшку сетка, и эти скобы, в которых застревала петрушка… Ужас. Терпеть не могу пересматривать старый альбом.

― Зато теперь на твою улыбку хочется смотреть бесконечно. Нет, правда. У тебя красивые зубы.

… What???

― Пошли-ка домой, ― отряхивая юбку от налипшего песка, поднялась со ступеней Ульяна, поторопив собеседника.

― Что такое?

― «У тебя красивые зубы?» Кто-то перегрелся на солнышке. Ты, дорогой мой, начал заговариваться. Я же сказала: я не представляю Кометова милым и вежливым. Вот и не пугай меня!

Мужской смех звонко разнёсся по вечернему саду. Матвееву, перехватив за кисть, повалили на себя. Та-дам, и вот она уже не особо удобно полулежит головой на его коленях с подвешенной в воздухе задницей. Упасть ей не позволяли крепкие руки, которые обхватили её так сильно и так… так…

Кирилл склонился над ней, обдавая сладким ароматом мятной жвачки, которой он зажёвывал табачный дым. Слишком близко. Слишком.

― Ты только не падай в обморок, но у тебя много чего красивого. Волосы, глаза, губы… ― в горле Ульяны пересохло. Она видела, к чему всё идёт. Чувствовала, как медленно сокращается дистанция. Знала, что поцелуй неизбежен…

Они форсировали события, а этого делать не стоило.

― Всё. Домой-домой-домой, ― хлопая его по груди, спине и всему, чему придётся, извернувшись, выскользнула она из этих слишком тревожных объятий, от которых всё мешалось в голове. ― Я замёрзла. И устала.

Нифига она не замерзла, и нифига не устала. И Кометов это прекрасно понимал, но мгновение было упущено. К счастью, наверное. Тот поцелуй, что только что мог случиться, изменил бы всё окончательно. Это звучало странно, особенно с учётом уже имеющейся у них сексуальной близости, однако сегодняшний день словно поделил всё на «до» и «после».

Почти тем же маршрутом они вернулись к подъезду, возле которого одиноко скучал припаркованный среди припылённых дорожной грязью Вольво и Шкод идеально чистый Феррари. Невинный чмок в щеку и милое, по юному романтичное прощание возле дверей.

Кирилл не стал предпринимать новых попыток поцеловать её более «взросло». Видимо, тоже понимал, что что-то между ними сегодня изменилось, но определения этому состоянию пока подобрать не мог. Однако сегодняшней ночью Ульяна приснилась ему впервые в жизни.

Глава 13. Снова и снова


― Уверен, что это хорошая идея?

― А я виноват, что ты полтора часа не брала трубку? Зачем тебе телефон, если ты им не пользуешься? Компромат хранить?

― Не знала, что обязана отчитываться о каждом шаге. Я была занята.

― Ну конечно. А я всё это время проторчал под твоими окнами.

― Кто ж виноват, что ты такой дятел? Уехал бы и всё.

― Вот знаешь, уже думаю: так и надо было сделать!

― Долго же соображаешь!

― Иди ты в задницу, ― Кирилл хмуро уставился на медсестру, сидящую за стойкой регистратуры и озадаченно таращившуюся на них. Справедливости ради стоит заметить, что это они устроили разборки в столь неудачном месте, а не она совала свой нос куда не следует. ― Мы к Кометову.

Отметив их в гостевой книге, посетителей пропустили, попросив надеть бахилы. Ха. Вроде и платный корпус, где тебя должны облизывать с ног до головы, а бахилы всё равно неизбежны. Россия.

Белые стены, открытые двери занятых палат. На стенах висели плакаты. Негромко тарахтел кофейный аппарат. Рядом, чтоб тому не было скучно, гудел ещё один, но с шоколадными батончиками и водой. Почти бесшумно работал кондиционер. Возле занавешенного жалюзи окна примостился маленький зелёный диванчик, рядом с которым рос высокий фикус. Чистенько, светло, уютно. Вполне себе.

― Ты когда-нибудь занималась сексом на больничной койке? ― полюбопытствовал вдруг Кометов.

Офигеть. Быстро же у него меняются темы.

― Это шутка?

― Нет. Хочешь, устроим? Забронируем палату на часок. Можем ещё заодно одолжить халатик.

Ульяна ошарашено застыла посреди коридора.

― Ты аморальный беспринципный озабоченный маньяк с больными сексуальными фантазиями. Если ты сейчас не пошутил, то, мой тебе совет, обратись к специалисту.

Кирилл посмотрел ей через плечо. Ехидная улыбка медленно начала стираться с его лица.

― Привет, мама, ― кашлянув, поздоровался он.

Со скрипом трущейся об кафель подошвы Матвеева резво развернулась на сто восемьдесят градусов.

― Здрасти, ― смутилась она, стыдливо сдвигая шляпку-котелок в стиле а-ля Чарли Чаплин (приобретённой, к слову, вчера) как можно ниже на глаза.

― Здравствуйте, здравствуйте, детки, ― покачала головой невысокая женщина в возрасте с короткой стрижкой до плеч и весьма пышными формами, которые, впрочем, нисколько её не портили. Даже с излишней полнотой строгое платье красиво сидело на неидеальной фигуре. ― Кирилл, ты принёс творог и сигареты?

Сын потряс пузатым пакетом.

― Да, сразу блок. Ещё сока, фруктов, воды, полотенце, мыло, шампунь, пену для бриться и так… по мелочи.

― Он здесь на несколько дней, а не переехал жить.

― Знаю. Но это так, на всякий случай. Вдруг пригодится.

― Пойдём. Он тебя уже заждался. Вернее, очередную дозу никотина.

Ульяна тихонько хмыкнула. Яблоко от яблоньки.

― Прости. Пришлось задержаться, ― многозначительно просверлил её взглядом Кометов.

― Я не виновата. Надо просто предупреждать заранее о своих планах, ― огрызнулась та. ― Не думай, что весь мир сидит и ждёт, когда Ваше Величество обратит на него внимание. У людей и своя жизнь… Тьфу… ― Матвеева откусила от яблока, которое достали из пакета и наспех сунули ей в рот. ― А зелёное есть? Я красные не люблю.

― Ульяна? Матвеева? ― встретил вошедших в палату бодрый мужской голос. ― Ты посмотри, какая красавица выросла! Как родители?

― Здрасте, Андрей Григорьевич. Хорошо.

― Агафон до сих пор работает в той строительной фирме? Когда я увольнялся, он тоже вроде собирался уйти.

Кирилл громко фыркнул. Ульяна Агафоновна. Реально?

― Работает. Ему предложили другую должность, ― незаметно пиная его локтём отозвалась «Агафоновна». ― Вы как себя чувствуете?

Худой мужчина, чьи виски и бороду ещё несколько лет назад тронула седина, отмахнулся.

― Да что со мной будет? Как огурчик я! А эти изверги не дают на улицу выходить. И курить запрещают. Ну надо же… ― он каким-то глубоким, затрагивающим годы, взглядом оглядел детей. ― Такие взрослые. Я ж тебя помню ещё во, ― для наглядности рукой показали где-то на уровне больничной койки. ― Носилась по двору, как угорелая. Все лужи собирала. Мать тебя трижды за гулянку домой переодевать водила. Зато этот тихоня, ― кивок на сына. ― В песочнице часами сидел и рисовал палкой что-то. Говорю ему: иди, поиграй, по гаражам хоть побегай, как все дети. Какой там… И вот вы какие… Да… время бежит.

Ульяна понимающе кивнула. Да, как бы смешно это не звучало, они знакомы с Кириллом практически всю жизнь. Раньше они жили буквально через несколько домов друг от друга. Вот и получалось: одна детская площадка, один сад, одна школа. До пятого правда были разные классы, а потом… Лучше бы и оставались разные.