- Потому что я так сказал.

Отец удивленно вскидывает брови. Смотрит на меня, разглядывает, будто впервые видит. Несколько секунд у него уходит на то, чтобы оправиться от шока. А затем его глаза наливаются привычной для меня ненавистью. Он хватает рядом стоящую вазу и швыряет ее о стену с такой силой, что с потолка осыпается штукатурка.

- Да что за хрень с тобой творится? Ты переходишь границы, недоумок!

- Нет, это ты переходишь границы. - Внутри клокочет ярость, однако впервые я готов дать отпор. Пронзаю папу ледяным взглядом и крепко сжимаю в кулаки пальцы. – Я не собираюсь и дальше бороться с тобой.

- Бороться со мной? И что ты называешь борьбой? – он, издеваясь, отвешивает мне затрещину затем хохочет и бьет вновь. – Что, щенок? Твои жалкие попытки не разреветься?

- Прекрати, - сквозь стиснутые зубы, рычу я.

- Нет.

- Хватит!

- И не подумаю, - смеется он. Хватает меня за галстук и сжимает его с такой силой, что я начинаю кашлять. Ноги предательски подкашиваются, и почему-то в эту секунду я думаю о том, что сейчас сдохну. Руками верчу в стороны, тщетно пытаюсь зацепиться за отца, но он отскакивает в сторону, выворачивается и оказывается за моей спиной, рыча и выкрикивая мое имя. Мои пальцы автоматически хватаются за ткань.

- Где же твоя шлюшка? – разит прямо над моим ухом отец. – Не придет спасать? Не кинется с кулаками? Она смелее тебя, засранец. – Он хохочет. – Знаешь, она мне больше нравится. Я бы не против такую поиметь. Ты ведь не решился? Ты слабак. И дерьмо.

- Не трогай ее! – через силу ору я.

Лицо пульсирует, шею так жжет, что я невольно теряю связь с реальностью, не вижу предметы, не чувствую запахов, не улавливаю звуки. Могу лишь думать о Китти. О ее улыбке, коже, руках, о том, как она обнимает меня, когда я готов взорваться. О том, что она говорит мне, когда я готов опустить руки.

- В чем моя ошибка с тобой? – ревет отец. Выпускает из рук галстук, но внезапно размахивается и отпихивает меня ногой к стене. Я врезаюсь в нее с диким грохотом. Не в силах удержать равновесие, скатываюсь вниз, а он тут же оказывается рядом. Поднимает с пола кусок разбитой вазы и усаживается напротив. – С тобой одни проблемы, ублюдок. С тобой слишком много неприятностей.. Ты мне мешаешь, сынок, ты мне не нужен. И никому ты не нужен. Считаешь, эта шлюха тебя любит?

- Не говори о ней…, - дышать трудно, я кашляю и хриплю, - не говори о ней так.

- Ты никогда не будешь таким же. Ты выродок и кусок дерьма. А она родилась для того, чтобы ублажать богатеньких толстосумов, и, желательно, не только ротиком.

- Заткнись!

Я резко подаюсь вперед, но вдруг чувствую, как нечто острое пронзает мне бок. На несколько секунд мир перестает существовать. Я беззвучно ору, горблюсь и натыкаюсь на безумные глаза отца, которыми он разглядывает окровавленный осколок.

- Ты никогда меня не слушался, - шепчет он, затем переводит взгляд на меня и еще шире раскрывает глаза, - ты получил по заслугам. И она должна получить! Она портит тебя сынок, она делает тебя хуже. Посмотри, кем ты стал? Ты перечишь родному отцу.

Мне плохо. Кровь скатывается по белой рубашке, капает на пол. Я часто моргаю. Хочу четко видеть его лицо, но не выходит. Что самое смешное – боли я не чувствую.

- Ты гребанный идиот, - вставая, орет отец. Бросает осколок к моим ногам и резко хватается руками за волосы. – Ты сам напросился. Ты сам кинулся ее защищать. Ты…

Впервые он уходит.

Распахивает входную дверь и исчезает за ней, позволяя холодному ветру обдувать мое испуганное лицо. Не знаю, что делать. Дрожащими пальцами придавливаю рану, поднимаюсь и иду на выпускной. Шок не отпускает, заставляет видеть окружающие предметы в ином цвете. Я сажусь на байк, еду вдоль полупустой трасы и практически не ощущаю, как кровь заливает сидение. Все в порядке, просто царапина.

Вот уже и дом Китти. Пошатываясь, слезаю с мотоцикла. Бреду к главному входу, окровавленными пальцами нажимаю на звонок. От неожиданно нахлынувшей слабости голова повисает, но я упорно держу глаза открытыми. Я должен видеть моего птенчика. Наверняка, она прекрасно выглядит. Она всегда прекрасна.

Дверь открывается. Я выпрямляюсь, однако внезапно встречаюсь взглядом с Хелен Рочестер – высокой, темноволосой женщиной, чьи глаза всегда тщательно сканировали меня, изучали, и чьи глаза всегда оставались пренебрежительно холодными.

- Трой? – ахает она.

Я слабо улыбаюсь.

- Здравствуйте, а Китти, - вытираю ладонью лицо, - Китти дома? Мы должны были встретиться. Она здесь?

- Трой, у тебя кровь.

- Это так. Царапина. Я в порядке. Так что, Китти выйдет?

- Она уже уехала, - растеряно шепчет миссис Рочестер. – Она сказала, что написала тебе; что вы встретитесь уже в школе.

- Правда? Я просто…, - прохожусь избитыми руками по карманам, - кажется, я забыл телефон дома. Ну, не страшно. Тогда я пойду. Спасибо. До встречи!

- Трой, - женщина останавливает меня, внезапно вытянув вперед руку. Ее пальцы крепко сжимают мой локоть. – Проходи.

- Но…

- Зайди в дом.

Решаю не сопротивляться и неуверенно переступаю через порог. Хелен Рочестер ведет меня на кухню, разрешает присесть, а затем зовет горничную. Не знаю, чего она от меня хочет, и поэтому начинаю нервничать. Мне даже и не приходит в голову, что эта женщина просто пытается мне помочь.

Когда в ее руках оказывается аптечка, миссис Рочестер не медлит ни минуты, не переодевается, не просит помощи у служанки. Она сама решительно хватается за перекись и обрабатывает рану на моем боку, будто я что-то значу.

- Что произошло? – спрашивает она, придавливая к порезу тряпку.

- Упал.

- На что?

- На осколок.

- И каким же образом?

- Споткнулся.

- О чью ногу? – уголки ее губ дергаются. Она смиряет меня озабоченным взглядом, а затем выдыхает. – Это сделал твой отец? Китти говорила, он жестокий человек.

Почему-то усмехаюсь. Как по мне, так это самое милое определение.

- Знаете, все вышло случайно.

- Трой, ты должен обратиться за помощью. Рана серьезная, ты мог потерять сознание, мог занести инфекцию. Ты мог погибнуть.

- Но я в порядке.

- И это ты называешь «в порядке»? Так нельзя жить. Как же ты не понимаешь? Это опасно, это так опасно! Ты можешь пострадать, люди, которые рядом, могут пострадать!

- Китти ничего не грозит.

- Китти встанет между тобой и твоим отцом, если появится необходимость.

Отворачиваюсь. Я не хочу слышать то, что и сам знаю. Злиться и до крови сжимать пальцы, уже попросту нет сил. Я опускаю голову, смотрю на блестящий, мраморный пол и понимаю, что загнал себя в ловушку. Такие люди, как я, не должны любить. Возможно, они этого заслуживают, но им противоестественно быть счастливыми. Рядом со мной одна разруха. И лишь рука Китти не позволяет мне упасть. Но что если впереди обрыв? Что если я веду ее к пропасти?

- Отпусти, - неожиданно шепчет Хелен.

Я поднимаю на нее убитый взгляд, и пусть и понимаю, о чем идет речь, все равно переспрашиваю:

- Что?

- Отпусти ее, Трой. Пожалуйста. – Женщина кладет дрожащие руки поверх моих избитых ладоней и прикусывает губы. – Вы любите друг друга, но это плохо кончится. Я чувствую, я же мать. Я не хочу, чтобы ей было больно.

- Я никогда не сделал бы ей больно, миссис Рочестер.

- Сделаешь. И она тебе. Вы погубите друг друга.

Встаю. С силой надавливаю пальцами на переносицу и задерживаю дыхание. Я не хочу ничего слышать, я не хочу уходить от Китти. Она – мой кислород. Она – мое все.

- Трой. Если любишь…

- …отпусти? – Оборачиваюсь. – Вы серьезно? Я не смогу жить без вашей дочери.

- А сможешь ли ты жить, зная, что она пострадала по твоей вине?

Мне нечего сказать. Безумным взглядом оглядываю кухню, затем хватаю со стула пиджак и несусь к выходу. Мне срочно нужно найти Китти, мне надо, чтобы она взяла меня за руку и сказала, что все будет хорошо. Что мы справимся с любыми проблемами.