Стелла Грей - 2+2

Вова со своей соседкой тут же сбежали за дверь не прощаясь. А мы чуть задержались, потому что Данилов фотографировал модель проектора.

Чую, папа-ректор войдет в разорение благодаря своеобразному чувству справедливости Ника.

Это нечестно! Мало того, что мы пострадавшая сторона, так еще и финансовые убытки должны нести!

Злость кипела во мне уже буквально у самых краев чаши терпения.

Выйдя в коридор, я увидела, как виновники этого сомнительного торжества скрываются за углом, и, гневно фыркнув, ускорила шаг, собираясь все же высказать бывшему в лицо все, что я думаю о его вероломстве.

Но не успела пройти и трех шагов, как Никита обхватил меня двумя руками за талию и, прижав к себе, горячо зашептал на ухо:

– Это не поможет.

– Может, и не поможет, но если я пару раз дам ему в морду, то мне точно полегчает! – билась я в руках Данилова, страстно желая вспомнить все навыки ближнего боя и сразу же опробовать их на Селиванове.

– Никс, мы же умные? Умные. Пойдем домой думать.

Я сдалась, обмякнув в железных объятиях, которые сразу же стали ласковыми и успокаивающими. Никита развернул меня к себе, прижал теснее, провел рукой по волосам и тихо добавил:

– Мы их сделаем, слышишь? А сейчас пошли домой.

Я только кивнула. Стоять вот так вот, уткнувшись носом во вкусно пахнущую мужскую шею и верить, что он действительно все решит было… необычно.

Мы с Вовой одного роста, да и прижиматься к нему или обнимать со всей силы было страшновато – худенький все же.

Опомнившись, я отстранилась.

Из здания вышла как во сне. До сих пор не могла поверить во все случившееся.

– Как?! – вслух недоумевала я. – Ну как они это сделали?

– Есть у меня идея,– мрачно откликнулся Никита. – Вернемся и проверю.

Я только кивнула и невольно ускорила шаг. Мы уже вышли из автобуса и сейчас шли к квартире. Через пять минут, стоило входной двери захлопнуться за нашими спинами, Ник быстро скинул гриндерсы и велел:

– Ника, покажи остатки твоего инвалида.

– Что?

– Ноут, который разбил Селиванов.

Я завела Данилова в свою комнату и щедрым жестом предложила ознакомиться с лежащими на столе запчастями.

Никита бегло их осмотрел и, тихо выругавшись, сказал:

– Жесткого диска нет. Вовчик его еще тогда спер, и всю эту неделю они в режиме онлайн следили за нашей работой. Прекрасно. Можно было отдыхать и ждать звездного часа.

Я в отчаянии схватилась за голову. Точно… жесткий. Все пароли, явки, вся информация.

– Господи-и-и-и…

– Боженька тут не поможет. Вот же… с*ка! Нет, я догадывался, что он бесхребетный слизняк, но не думал, что он еще и подлая сволочь. Видимо, их презентация оказалась хуже, чем наша.

– А если бы мы не пустили их первыми утром? Вся схема бы рухнула?

– Вряд ли. Просто показали бы свою, получили то, что получили по оценкам, и затаились дальше.

Я села на кровать и запустила обе руки в волосы, с силой сжав те у корней. Что же делать… что делать?!

Душу захлестывали волны темного отчаяния.

– Эй, огонечек, не грусти. – Данилов плюхнулся рядом и обнял меня за плечи, привлекая к себе. – Ты мне нужна бодрая и злая! А знаешь почему?

– Почему? – шмыгнула носом я, в этот раз не спеша отстраняться от широкой груди соседа.

– Потому что у нас есть неделя на подвиг! Нам нужно сделать выданные задания и состряпать новую презентацию еще лучше прежней. Счастье, что Браун сказал представить ее ему через неделю, а не выслать по почте. Так что не вешай нос, Громова! Человеки бывают очень подлыми, и если расстраиваться из-за каждого – никаких нервов не хватит. И вообще, знаешь, что мы сейчас сделаем?

– Работать сядем? – робко предположила я.

– Лучше! Хотя работать тоже.

Никита поднялся и, потянув меня за обе руки, заставил встать, а после увлек за собой в зал.

Там он включил свой мак, а после открыл ту самую папку с презентацией на облаке. Кликнул мышью, создавая новый документ, и назвал его “Честное мнение о ботанике”.

– Итак, Никс, позволь задать тебе вопрос. Он будет про твою эрудицию и словарный запас. Можно?

– Валяй! – щедро разрешила я.

– Сколько матерных слов ты знаешь?

Я изумленно округлила рот, а после с удивлением наблюдала, как Ник печатает в файле то самое честное мнение о Селиванове. Очень нецензурное честное мнение.

Когда он через несколько абзацев выдохся, то широко улыбнулся и заявил:

– А теперь расскажем, что о нем думаем по-английски!

А потом он рассказал по-немецки. После по-французски и в заключение по-испански.

В общем, просвещение Вовчика велось полным ходом.

– Вот, мы молодцы. А сейчас заканчиваем развлекаться и начинаем работать! Про адовую неделю я совсем не шутил, детка!

В этот вечер спать мы легли не скоро.

Мы искали материалы, распечатывали документы и передавали по очереди друг другу комп. Было неудобно с одним ноутом на двоих, но что поделать?

Все ярче становилась мысль о том, что надо что-то делать и покупать новый, но я не была уверена, что моих денег на это хватит.

Блин! Что ж все так паршиво складывается?

Я смахнула злые слезы бессилия и с удвоенным энтузиазмом закопалась в графики.

А утром в дверь позвонили и сонному Никите вручили какую-то продолговатую коробку. Он поблагодарил курьера, закрыл за ним и, повернувшись, крикнул:

– Никс, иди сюда!

– Зачем? – с интересом спросила я, застыв в дверном проеме гостиной.

– Радовать тебя буду. Баловать.

Он сам подошел ко мне и, сунув в руки коробку с логотипом Эпл, рухнул на диван.

А я… я едва дыша смотрела на свою ношу.

Положив на стол, я быстро вскрыла упаковку и прикусила нижнюю губу, увидев в коробке серебристый макбук.

Голос внезапно упал до шепота:

– Данилов, ты с ума сошел?

– Нет, – помотал головой Никита. – Это мой тебе подарок. Как лучшему партнеру по презентации.

– Я не могу такое принять!

– Ох, девочки, какие же вы… Ладно, Громова, уговорила! С Восьмым марта тебя!

– В смысле?! Какое, к чертям, Восьмое марта?

– То, что с Днем рождения и с Новым годом. В общем, мне по фиг, с чем именно тебя надо поздравить, но очень надо, чтобы ты прекратила страдать фигней и приняла. Считай это моей в тебя инвестицией. Со второй зарплаты вернешь.

Я была настолько шокирована, что все, на что меня хватило, это на вопрос:

– А почему не с первой?

Ну, действительно, обычно же так говорят.

– Потому что первую, мы, Громова, пропьем! И это не обсуждается. А пока давай сделаем завтрак и снова приступим к работе.

Я приняла подарок, как и условия “игры”, придуманной Даниловым. Он, казалось, точно знал, что и как нужно делать дальше, а его присутствие рядом придавало мне небывалой уверенности. И даже понимание того, что предстояло сделать проект заново, плюс справиться с сольником, больше не портило настроение, а, скорее, вдохновляло.

– Мы сможем, – говорил Никита, и я улыбалась. Потому что верила безоговорочно.

Работа кипела день и ночь, на сон мы оставляли совсем немного времени, а еду в основном заказывали.

Несколько раз я просыпалась прямо на своем соседе: мы отключались на диване гостиной, даже не поняв, когда и как это случилось. Просто ты моргаешь, а в следующий момент открываешь глаза от того, что солнце нещадно светит в лицо.

Иногда – всего три раза за эту жутко тяжелую неделю – я звонила маме и заверяла ее, что у меня все прекрасно, очень стараясь, чтобы голос был бодрым. Она задавала какие-то несущественные вопросы, желала удачи, подбадривала и говорила, как надеется на мою победу. На нашу с Селивановым победу. Передавала привет Вове.

Я скрипела зубами, и первые несколько раз просто переводила тему, а потом все же рассказала, что сделал мой бывший парень. Без красок и подробностей, объяснила лишь суть.

– Быть не может… – Она некоторое время молчала, а потом заговорила громче, с плохо сдерживаемой злостью: – Ну и бог с ним, с этим дураком! Ты так его идеализировала, а ведь я понимала, что там не все гладко. Слишком хитрые глазки у этого…

– Мам, – остановила я, улыбаясь, – очевидно, что ты сразу раскусила, какой он гад. Но давай просто не будем больше поднимать эту тему? Времени и без того мало, расскажи лучше, как ты?..

В последнюю ночь перед сдачей проектов мы с Даниловым и вовсе не спали, задремав под утро на пару часов. Будильник ворвался в мятежные картинки, сновавшие в моем воспаленном мозгу, заставив вскочить и раненым зверем забегать по гостиной.

– Данилов! Никита… Вставай!

Он кивнул, пробурчал что-то и устроился поудобнее, сползая головой с подлокотника дивана ниже.

Я хотела разбудить его немедленно, но, приблизившись и наклонившись, замерла. Под глазами Никиты залегли темные круги, между бровей появилась вертикальная полоска-морщинка, а руки крепко сжимали бумажку, случайно прихваченную им перед сном. До чего мы себя довели? В особенности он… Когда я засыпала, Никита не будил, стараясь взвалить на себя большую часть работы. Даже мой личный проект помогал делать, набрасывая идеи и поправляя скелет.

Не знаю, что со мной случилось, но в какой-то момент рука сама потянулась вперед и убрала прядь волос с высокого лба, едва-едва тронув кожу. И сердце замерло. Затем, подождав вместе со мной пару секунд, длиной в вечность, тихонько забилось снова, набираясь смелости. Мои пальцы тоже осмелели… Я, почти не касаясь его, провела по виску, к скулам, и уставилась на губы. Красивые, четко очерченные, чуть полноватые.

До боли захотелось почувствовать вновь, каковы они… Нас разделяло совсем небольшое расстояние, а Никита крепко спал и не мог пошутить над моим странным желанием. И я, прикрыв глаза, осторожно, едва дыша, поцеловала его.

Губы встретились с губами лишь на чуть-чуть, а после трусость взяла надо мной верх. Я распахнула глаза, отшатнулась, вздохнула глубоко и сбежала на кухню, чтобы сварить нам обоим крепкий-крепкий кофе.