Джессика Парк - 180 секунд

– У нее, наверное, рога.

Он жмет плечами.

– Вряд ли.

Саймон делает паузу.

– Хотя…

– Хотя – что? – в ужасе спрашиваю я.

Долгое молчание, от которого я начинаю волноваться. Наконец Саймон медленно произносит:

– А вдруг у нее один рог.

Я вскидываю голову и смотрю на него.

Саймон всплескивает руками, явно пытаясь меня развеселить.

– Как у единорога! Боже мой! Твоя соседка может оказаться единорогом!

– Или носорогом, – замечаю я. – Жутким кровожадным зверем.

– Ты права, – подтверждает Саймон.

Я вздыхаю.

– С другой стороны, если мне вдруг захочется почесать спинку, вся кушетка к моим услугам. – Я прижимаюсь к грубой ткани и вскидываю руки, прежде чем Саймон успевает возразить. – Да, знаю. Я просто воплощенный позитив.

– Для меня это не новости. – Синие глаза Саймона встречаются с моими.

Лицо у него загорелое и обветренное (он целое лето провел под парусом, в море, у побережья Массачусетса), каштановые волосы выгорели в тех местах, где еще не сменились сединой. Нужно ездить с ним чаще. В следующем году, наверно в следующем году…

– По-моему, чесалка для спины – это настоящая роскошь, которую предоставляет тебе Эндрюс-колледж, – говорит он. – Наслаждайся.

Обводя взглядом бетонные стены, я принимаю решение дать неизвестной соседке шанс. Я заставлю себя быть открытой и дружелюбной. Вдруг мы окажемся похожи. Конечно, нет нужды превращать наше случайное знакомство в настоящую, всеобъемлющую дружбу, потому что у меня уже есть лучшая подруга, Стеффи, и в моем сердце больше ни для кого не хватит места. Но хорошие отношения с соседкой по комнате – это и правда может быть очень приятно.

Ну, не будем торопить события. Меня устроит и вариант «терпимо».

В дверь громко стучат, и она распахивается. В комнату заглядывает рослый парень с растрепанной бородкой и рядами бус на шее.

– Привет, ты Элисон?

Я киваю:

Он сияет.

– Круто! Приятно познакомиться. Я Брайан, староста корпуса. Короче, добро пожаловать. Мы рады, что ты живешь в Кирк-Холле. Год будет клевый.

Он тычет кулаком в воздух, и я стараюсь не морщиться.

– Слушай, подружка, один нюанс. Твоя соседка. С ней небольшая неувязка.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– Ну, типа, она в этом году не вернется в колледж. Какая-то там экспедиция в Антарктиду к морским леопардам. – Он корчит рожу. – По-моему, это какие-то мерзкие твари. Но, типа, несколько месяцев она будет сидеть в лаборатории и изучать их теоретически, а потом поедет, чтобы познакомиться с ними лично.

Саймон морщит лоб.

– Морские леопарды?

– Ну да. – Парень в бусах щиплет себя за переносицу. – Наверно, воняют. Так что в этом году ты, птичка, видимо, будешь летать одна.

Вдруг он широко улыбается.

– Кстати! Сегодня отмечаем начало учебного года! В холле на третьем этаже! Ну, пока.

Он тычет в меня пальцем и исчезает, хлопнув дверью.

Саймон, кажется, потрясен исчезновением моей соседки, зато я приободряюсь.

Я маленькая птичка, которая в этом году будет летать одна!

– Ну что, пошли есть пахлаву, – говорю я с преувеличенным энтузиазмом.

– Элисон…

– Что? А. – Я заставляю себя принять унылый вид и не показывать, что вообще-то нынешний поворот событий меня устраивает. – В смысле, да, было бы очень приятно жить вместе с кем-то, но… всё нормально. Не сомневаюсь, у этой девушки будет необыкновенный год. Я рада за нее. А ты знал, что морских леопардов также называют леопардовыми тюленями? По-моему, это гораздо лучше звучит.

Саймон воздевает руки.

– Нет, не знал.

Он явно подбирает слова.

– Слушай, я в курсе, что ты не любишь людей, но это не значит, что надо радоваться, если…

– Если кто-то предпочел провести год в ледяной тундре, изучая опасных и злобных животных, вместо того чтобы жить в одной комнате со мной?

Саймон грустнеет.

– Да. Но дело же не в том, что она знала тебя… и отвергла. Она просто воплощает свою мечту, ну или что-нибудь такое.

Мы сидим молча, и наконец мне становится так неудобно на твердой кушетке, что я встаю и подхожу к двери комнаты, где могла бы жить моя соседка. Я прислоняюсь головой к косяку и принимаюсь рассматривать пол.

– Жаль, что я не люблю людей. И, наверно, не стоит искренне радоваться, что я буду жить одна.

– Всё нормально, я понимаю, – мягко отзывается Саймон.

– И мне жаль, что я такая пессимистка.

– Это я тоже понимаю.

– И что… – Я не могу подобрать слова. – Короче, мне просто жаль. Я думаю, что ты совершил ошибку. Со мной.

Я впервые говорю вслух то, о чем думала несколько лет. Не знаю, почему это вырвалось именно сейчас, но, честно говоря, я много чего не знаю.

Краем глаза я вижу, что Саймон встает и поворачивается ко мне. Мягко, но очень уверенно он произносит:

– Нет. Я совершенно точно не ошибся.

Поскольку он хорошо меня знает, он не ожидает объятий или иных эмоциональных проявлений. Я доверяю Саймону, в том числе потому, что он уважает мои границы. Он в курсе, что пылкая сердечная привязанность – это не мое.

И люди.

И доверие.

– Но в чем лично я уверен, – продолжает Саймон, – так это в том, что ты обещала мне обед.

И мы идем в маленькое греческое кафе, расположенное в одном квартале от кампуса, и заказываем какое-то дикое количество еды. Я почти всё время ем и мало говорю, но Саймон умудряется сделать молчание не таким уж неловким.

– Интересно, какая она, – бормочу я в промежутках между глотками.

Я пытаюсь представить впечатления нормальной студентки – замечательную, шикарную соседку и себя, которой искренне нравится то, что происходит. Я два года прожила в общежитии и, что неудивительно, ни с кем не подружилась. Разумеется, это моя вина.

– Может, она клевая. Может, мы бы сошлись.

Саймон откашливается. Он-то знает, сколько у меня тараканов.

– Но, – спокойно продолжаю я, – самая большая любовь ее жизни – это, очевидно, леопардовые тюлени. А поскольку меня они приводят в ужас, мы бы, вероятно, всё равно не сумели подружиться. Так что это к лучшему.

Мне становится грустно, и я сосредоточенно принимаюсь доливать в бокал минералку.

– А что ты вообще знаешь про леопардовых тюленей? – прерывает Саймон мое навязчивое утоление жажды. – Я о них почти не в курсе.

Найти в Интернете картинку нетрудно. Я поворачиваю к Саймону экран телефона.

– Зубы. У них не зубы, а настоящие копья.

Саймон явно терпит поражение.

– Да. Ты права. Неприятный зверь. Возможно, эта девушка была бы не лучшей соседкой.

С чувством огромного удовлетворения я откидываюсь на спинку и чувствую, как голова перестает болеть.

В девять часов вечера я уже лежу в постели, разгладив хрустящие простыни и убедившись, что идеальная складка у меня на груди сохраняет форму. Небольшой настольный вентилятор разгоняет воздух, ровно настолько, чтобы я не задохнулась от жары. Отчего-то при радостных воплях – где-то наверху студенты празднуют начало учебного года – в моем животе всё стягивается в узел, поэтому я не решаюсь открыть окно. Гудение вентилятора не заглушает звуки пьяного веселья целиком, но, по крайней мере, немного облегчает жизнь.

Внезапный стук в дверь пугает меня; потратив несколько секунд, чтобы справиться с паникой, я осторожно открываю.

– Элисон, привет! Как прошло лето? Пойдешь наверх?

Передо мной – миниатюрная девушка с пластмассовым стаканчиком в руке. Ее крашеные светлые волосы стоят на голове торчком. В прошлом году мы были в одной группе. Бекки? Белла? Брук? Что-то на Б.

Она замолкает, заметив, что я в пижаме.

– А. Видимо, нет.

Я широко улыбаюсь.

– О‐о! Как приятно тебя видеть! Ничего себе! Ты шикарно выглядишь. А какой загар!

Я стараюсь говорить с энтузиазмом и сама удивляюсь визгливым ноткам в собственном голосе.

– Честное слово, я страшно утомилась от летних вечеринок. – Я многозначительно смотрю на нее, как бы намекая, что последние несколько недель провела так безумно и скандально, что просто не в силах пережить еще одну тусовку. Я притворяюсь, что зеваю.

Девушка, которую зовут на Б, понимающе воздевает стакан и энергично кивает, так что прядь волос у нее окунается в пиво.

– Понятно. Ну ладно, отдыхай. В другой раз.

Мысль, что предстоит провести здесь еще два года, постоянно отбиваясь от социальных взаимодействий, пугает меня. Если бы я могла надеть шапку-невидимку и посещать занятия в таком виде, я бы это обязательно сделала.

– Конечно… – И я совершаю большую ошибку: делаю паузу, давая понять, что не помню ее имя.

– Кармен, – с легким раздражением отвечает девушка. – Кармен. В прошлом году мы жили в соседних комнатах и вместе занимались литературой и историей Британии.

– Конечно, я помню, как тебя зовут!

Я отчаянно пытаюсь придумать что-нибудь еще. Я не хочу ходить на вечеринки, но в то же время не желаю и обижать ее. В такие минуты мне отчаянно хочется быть менее странной и неуклюжей. В попытке казаться дружелюбной, я выпаливаю:

– Я… я просто заметила твои сережки и задумалась. Очень клевые. Такие оригинальные.

Она подносит руку к уху.

– Обычные серебряные сережки.

– Э… ну, я не имела в виду, что они прямо уникальные. Они… ну, такие, как надо. Не слишком маленькие, не слишком большие… идеальные. Понимаешь?

Кармен скептически смотрит на меня.

– Да, наверно.

– Очень красивые. Я бы тоже такие хотела.

– Их мне купила мама. Могу спросить у нее, где.