– Простите, что ушла, не предупредив. Я…

– Тебе пришлось выбирать между тем, чтобы сбежать с красивым ковбоем, которого ты столько месяцев не видела, и тем, чтобы остаться в доме, полном шумных незнакомцев…

– И подливы, – добавила я. – Еще я сбежала от подливы. Зря, наверное.

– Тогда завтра я покажу тебе, как ее готовить. Хочешь научиться этому, Хульда?

Казалось, будто она ожидает, что я откажусь. Или, может, сознаюсь. Да уж, у меня явно началась паранойя.

– Я боюсь, что сожгу ваш дом.

– Одних твоих усилий точно не хватит, чтобы превратить этот дом в пепел.

– Тетя Мэри, ты уже закончила? – спросила Эмили, переступая с ноги на ногу.

– Перестань вертеться, – скомандовала тетя. Достав булавку из подушечки на запястье, она пристально рассматривала слишком длинный наряд Эмили.

– Я устала, – пожаловалась девочка, но тетя Мэри просто мельком взглянула на нее.

– Да уж, ангельским поведением и не пахнет, – сказала она. – Так, Хульда, тебе ничего не нужно?

– Нет.

– Как обживаешься на новом месте?

– Хорошо.

– Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, верно? Если захочешь о чем-нибудь поболтать. О чем угодно.

– Конечно, – улыбнувшись, солгала я.

* * *

Если реальность может превратиться в кино, то дальше именно это и произошло.

Каждое утро Этан стучал в дверь тети Мэри, и я отправлялась вместе с ним задавать корм скоту. (Моя, по словам Этана, очень важная, часть работы заключалась в том, чтобы открывать ворота.)

После полудня я помогала тете Мэри готовить и доставлять еду пожилым людям из общины, которые не могли выйти из дому из-за снега.

– Вот, возьми, – сказала она в первый день, отдавая мне ключи. – Я теперь почти не езжу на машине.

Эмили с близняшками пытались научить меня танцевать тустеп.

Клинт жарил стейки и устраивал большие шумные ужины, во время которых все по очереди держали на руках ребенка кузины Этана.

Тетя Мэри поручила мне заворачивать подарки, а близняшки позволили подержать поросенка.

И все это время Этан был рядом. Он учил меня ездить на своем старом грузовике с механической коробкой передач, дразнил меня, когда я однажды так сильно увязла в грязи, что одна нога выскользнула из сапога, и мне пришлось возвращаться в дом тети Мэри наполовину босой.

Он не упоминал о Хульде.

Не спрашивал меня, откуда и почему я убежала.

Не смотрел на меня как на обманщицу, мошенницу или предательницу.

И несколько дней там я была не совсем Хульдой и не совсем собой. Несколько дней я была просто… счастлива.

Потому что несколько дней у меня была семья.

* * *

– Продолжай помешивать, – сказала тетя Мэри.

За день до кануна Рождества на улице стоял пронизывающий холод, а на кухне у тети Мэри было жарко. Окна запотели, а коричневое варево на плите кипело и надувалось пузырями, будто зелье в ведьмином котле.

– Ты помешиваешь? – спросила тетя Мэри.

– Да, – ответила я.

Она взглянула на кипящую карамель.

– Мешай сильнее.

Когда карамель начала брызгаться, тетя Мэри сказала:

– О, дорогая, ты же так запачкаешь свою красивую кофточку. Возьми фартук.

В прачечной на крючке висело много фартуков, и я взяла розовый с белыми цветами. Но как только тетя Мэри увидела меня, что-то в ее глазах заставило меня остановиться.

– Что-то не так? – спросила я, потом посмотрела вниз и увидела имя, вышитое на кармане. Дейзи. – О. Простите. Это фартук вашей дочери?

– Да. Но… ничего, надень его, – отозвалась тетя Мэри. – Она бы хотела, чтобы ты его надела.

Когда я начала завязывать волосы в хвост, тетя спросила:

– Тебе говорили, что тебе хорошо с убранными волосами?

Проглотив ком в горле, я кивнула.

– Моя мама.

– Ты по ней скучаешь, милая? Мы можем позвонить ей по Skype. Или по телефону, или…

– Нет, – ответила я слишком быстро. – То есть не сейчас. Разница во времени и все такое… это может подождать.

Задняя дверь распахнулась, и Эмили закричала с порога:

– Тетя Мэри!

– Обувь! – строго сказала тетя, но Эмили уже сняла свои грязнющие ботинки и оставила их возле входа.

– Твоя мама уже ездила в город? – спросила тетя Мэри.

Эмили помотала головой.

– Не думаю.

– О, по-моему, я видела ее машину на дороге, – сказала тетя, и я мельком подумала о черном внедорожнике.

– Тетя Мэри, у вас есть картошка?

– А что? – спросила тети Мэри, но Эмили покосилась на меня.

– Увидишь.

* * *

– Сюрприз! – хором закричали Эмили и Сьюзан, когда мы вечером зашли в дом Этана.

И тут я увидела плакат, висевший в гостиной. Надпись на нем гласила: «Счастливого Дня Торлакура, Хульда!»

– Что это? – спросила я.

– Ну, мы понимаем, что тебе наверняка тяжело быть далеко от семьи на Рождество, – сказала тетя Мэри. – Во время праздников без семьи всегда тяжело.

Возможно, мне почудилось, но после этих слов в комнате вдруг что-то изменилось. Целую секунду никто не решался ни с кем встретиться взглядом.

– Так что… – продолжила Мэри, – мы решили принести тебе кусочек Исландии.

– О. Ура! – попыталась крикнуть я. И только тогда огляделась.

На окнах было много обуви. Да, обуви. Зловещие Санта-Клаусы выстроились в середине стола, а на подносе высилась гора картошки, будто какое-то странное праздничное главное блюдо.

– Ух ты. Кто-то очень постарался.

– Ну, конечно, мы старались, глупенькая. Это же День святого Торлакура! – сказала мама Этана, и тут же серьезным тоном уточнила: – Я правильно произнесла?

– Да, Хульда, – сказал Этан. – Она правильно произнесла?

– Да. Очень хорошо, – подтвердила я, и Сьюзан просияла. Этан улыбнулся, как кот, объевшийся сметаны.

– Садитесь, садитесь, – поторапливала нас тетя Мэри. – Что особенно приятно, когда приглашаешь студентов по обмену, – можно больше узнать о другой культуре. Вот мы и решили, что ты могла бы нам рассказать о Рождестве в Исландии!

– Хульда – просто эксперт в области Рождества в Исландии, – сказал Этан, отодвигаясь, чтобы я не успела пнуть его под столом.

– Мы нашли кое-какую информацию в интернете, – сказала Сьюзан, – но у нас еще столько вопросов.

– Да, – сказала Эмили. – Например, зачем нужна вся эта обувь?

– Да, Хульда. – Этан откинулся на спинку стула. – Расскажи нам, зачем вся эта обувь!

– Ох, ну… – начала я медленно, – история с обувью действительно захватывающая.

Я снова взглянула на окна, на обувь, стоящую на каждом подоконнике.

– Мы ставим ее у окон, видите ли…

– О да, мы видим, – кивнул Этан. – Но почему, Хульда? Зачем нужна обувь в окнах?

– М-м… ну… это потому, что в старину… многие забывали свою обувь и… люди оставляли запасную обувь на окнах для путников, которые… м-м… в ней нуждались. Потому что в Исландии тяжело жить без… ну, знаете… обуви. Страна Льда, – добавила я серьезно.

– Я думал это Гренландия – страна, покрытая льдом, – удивился Клинт.

– И она тоже, – пояснила я.

– А почему Санта такой страшный? – одна из близняшек рассматривала маленького человечка в красном, который сидел прямо перед ней и смотрел пристально, будто маньяк с топором.

– Отличный вопрос, – сказал Этан. – Поведай же нам, Хульда, почему Санта такой страшный?

– Это не Санта, – возразила Эмили. – А один из Йольских парней.

– Йольские парни, да! – выпалила я, будто бы сама нашла ответ. – Вот кто это. Они у нас вместо Санты.

Наверно.

– А сколько их всего? – спросил Клинт.

– Девять, – наобум ляпнула я, и Эмили удивленно приподняла бровь.

– Разве не двенадцать? – уточнила она.

– Ну, возможно, их разное количество в разных частях страны, – предположил Этан. – Так ведь, Хульда?

– Так и есть, – согласилась я. – В некоторых местах двенадцать, но там, где я живу, их девять потому, что… остальные три умерли, забыв свою обувь.

Все, кто был за столом, кивнули, будто бы это было вполне разумно.

– Разве это не удивительно? А у нас ведь тоже есть свои традиции, знаешь ли, – сказала тетя Мэри. – Ничего особенного, но в общине под названием Вифлеем никак не обойтись без пары-тройки рождественских традиций.

Она рассмеялась.

– Мы все встречаемся в церкви в канун Рождества. Там показывают представление.

– Это значит – настоящие козы и много маленьких детей, одетых волхвами, – пояснил Этан.

– Мы поем рождественские гимны и читаем историю про Рождество, – продолжила тетя. – И все получают по мешочку с конфетами.

– Звучит мило, – отозвалась я. Но от этого рассказа мне вдруг стало тошно, будто я отравляла все своим присутствием. Своей ложью.

– У меня… – оттолкнувшись, я встала из-за стола. Нужно убираться отсюда. Нужно бежать. – У меня голова болит. Извините. Я просто…

– Этан, – сказал Клинт, – отвези ее домой.

Холодный воздух обжигал легкие. Небо было чистым и ясным, слишком ясным, хотя после заката прошло уже три часа. Сколько бы я там ни стояла, я понимала, что никогда не привыкну видеть так много звезд.

– Ты как? – спросил Этан, но я даже дышать не могла, а уж тем более говорить.

– Я должна им сказать, – выдавила я наконец, задыхаясь. – Они такие добрые. Они возненавидят меня. И тебя! Я должна им сказать. Сейчас же. Сегодня. Я…

– Нет, – Этан решительно помотал головой. – Если скажешь им все сейчас – разобьешь сердце тети Мэри прямо перед Рождеством.

– Ее это не будет волновать. Ее муж и дочь скоро приедут и…

Взгляд Этана заставил меня остановиться. В нем была абсолютная скорбь.

– Боже, Лидия. Я думал, ты знаешь.

Что знаю?

– Они погибли. Года полтора назад. В аварии.

В голове всплыли слова тети Мэри: «Я теперь почти не езжу на машине».