Пока я пристегивал живот и надевал куртку, Коннор, наверное, уже уснул и беспечно видел сны. Вообще-то он не собирался ложиться, но я подумал, что это было бы слишком рискованно. Если бы нас поймали, мы бы не только огребли неприятностей, но и ужасно разочаровали бы Райли. Лана с матерью, наверное, тоже спят. Не думаю, что они подозревают, что я собираюсь нанести им визит. Они вообще с трудом представляют, кто я такой. А вот Райли спать не должна. Во всяком случае, когда я появлюсь в гостиной. Ведь мы затеяли все это только потому, что эта шестилетняя девочка еще верит в чудеса. Иначе я бы на это не пошел.

У меня был подарок и для Коннора – завернутая в красивую бумагу коробочка, которую я отчаянно пытался не помять, хватая в темноте сапоги и бороду. Я уйму времени потратил на то, чтобы придумать ему подарок на наше первое Рождество. Коннор считает, что подарки – это не важно, но я так не думаю. Просто в них главное – не цена, а возможность сказать: «Я тебя понимаю». Правда, тут всегда есть риск: когда три недели назад я заказывал подарок, была вероятность, что мы расстанемся до Рождества. Но этого не случилось. Мы все-таки вместе.

Когда я оделся, оказалось, что я не могу перелезть на переднее сиденье. Пришлось изменить положение и сиденья, и руля, чтобы втиснуть мою сантовость на водительское кресло. Тут-то я и понял, зачем нужны открытые сани.

Дома у Коннора я был всего несколько раз, и в основном еще до того, как мы начали встречаться. Для его матери я был кем-то из толпы друзей: еще одно тело на диване, лицо над миской с чипсами… Долгое время нас было шестеро, а потом мы с Коннором стали парой. Время от времени Райли забегала на нашу территорию, чтобы стащить что-нибудь съедобное или пококетничать с любым, кто обратит на нее внимание. А Лана оставалась у себя в комнате и включала музыку так громко, что мы не слышали даже своих мыслей. Как-то странно было подъезжать к их дому в костюме Санты, так что я остановился у дома соседей. Могу только догадываться, как я выглядел, выходя из машины. На улице было так тихо, что от этого даже становилось страшно – ничего себе канун Рождества! Я чувствовал себя не вестником добра и веселья, а скорее уж маньяком из малобюджетного фильма ужасов «Убийственная поездка Санты», в котором собирается искромсать парочку добропорядочных граждан и несколько не слишком сообразительных и плохо одетых подростков.

И тут я вспомнил, что оставил ключ от дома Коннора в джинсах. Пришлось возвращаться за ним. Неумелый из меня серийный убийца.

Да еще и лицо под бородой чешется.

* * *

Хоть мы и евреи, сначала родители уверяли меня, что Санта существует. Просто никогда к нам не приходит. Они говорили, что ему просто не хватает времени на всех. «Не так уж много домов он может обойти за ночь, – говорили они. – Поэтому и пропускает девочек и мальчиков, у которых уже было восемь дней Хануки. Но ты можешь помахать ему, когда он будет пролетать мимо».

Так что в раннем детстве в канун Рождества я допоздна не ложился спать, чтобы помахать Санте, если он зайдет к соседям. Именно из-за соседей, у которых был сын моего возраста, мне и не говорили правду о Санте. Родители боялись, что я сразу же поделюсь с приятелем этим разрушительным знанием. Их опасения были не беспочвенны: к тому времени я уже успел убить в друзьях веру в пасхального кролика. Я считал, что толстяк, который летает по всему миру и дарит подарки, – это нормально, а вот кролик, раздающий пасхальные яйца, – просто глупость.

В конце концов, именно соседский мальчик и сказал то, что помогло мне узнать правду. Наш разговор был примерно таким:

Он: «Второе имя Санты – Святой Ник».

Я: «Святой Ник Клаус?»

Он: «Нет. Просто Святой Ник. Святой Николай».

Я: «Но разве не все святые умерли? И если Санта-Клаус – святой, разве это не значит, что он мертв?»

Я видел, что правда ошеломила его. И он расплакался.

* * *

Коннор дал мне такие подробные указания, будто я один должен был сыграть всех одиннадцать друзей Оушена. Подарки уже лежали под елкой, и носки были заполнены и развешаны. От меня требовалось разворошить подарки, а потом якобы случайно наткнуться на дверь Райли, пошуметь, чтобы она проснулась, тихо выскользнула из комнаты и увидела, как я раскладываю все по местам. Коннору пришлось раз шесть повторить, что его мама не держит под кроватью ружье. Он поклялся и добавил, что она принимает столько транквилизаторов, что не проснется, даже если я проеду через ее спальню на санях, запряженных стадом северных оленей. Я подумал: что же с ней будет, случись пожар, но решил оставить свои страхи при себе.

Мне хотелось, чтобы Коннор не спал. Я хотел, чтобы он был со мной, когда я приду в его дом. Так странно красться на цыпочках по кухне без него. Странно слышать тишину в коридоре, не чувствуя рядом его дыхания. Я знал, что его присутствие испортило бы нашу задумку, но так хотелось, чтобы он подсказывал из-за кулис, как мой личный «рождественский» Сирано.

Зато он смотрел на меня с фотографий, висевших на стенах: вот он сам, вот его сестры, а вот фотография его матери в овальной рамке. Чем ближе я подходил к гостиной, тем старше становился Коннор на фотографиях. Лица на стенах уже едва ли не смеялись надо мной: я постоянно наступал на левую штанину, рискуя в любой момент оторвать ее.

Комнату освещала елка, украшенная разноцветными гирляндами. На верхушке была звезда, и я подумал: да, именно так и должно быть. Все рождественские елки похожи, но в каждой есть что-то свое, особенное. Под этой было не так много подарков, как я ожидал. Ну да, тут же живет не семейный хор Ван Траппов, а всего четыре человека. Да и Рождество – это только один день, а не восемь.

Я чувствовал себя крайне нелепо, передвигая подарки ближе к камину. Но раз уж я взялся играть эту роль, то нужно все делать по-настоящему, а это значит, что Санта, несмотря на свои габариты, все-таки «пришел через камин». Я старался двигаться тише мыши – только бы Райли не проснулась и не увидела, как Санта вытаскивает ее подарки из-под елки. Тогда весь наш план провалится. Благополучно разложив подарки, я добавил к ним еще один – для Коннора. Он не знал о нем, и мне очень хотелось его удивить.

Обычно в такое время я не сплю, только если сижу за компьютером. Жара в комнате, добравшись до моих подмышек, еще раз напомнила мне, во что я одет. Подарки из носков я вынимать не стал, не был уверен, что запомню, где что лежало.

Теперь надо подойти к двери Райли и как-то дать ей понять, что я уже тут. Интересно, что же мне делать, если она не выйдет из комнаты. Войти и разбудить ее? Проснуться от того, что над твоей кроватью склонился Санта, – такое, пожалуй, может травмировать психику. Меньше всего мне хотелось, чтобы она закричала. И я совершенно не собирался объясняться с ее матерью.

Хорошо хоть, дверь Райли было легко узнать. Может, Коннор и гей, но на диснеевских принцессах свихнулся не он, а Райли. Эх, жаль, у меня нет колокольчика… Ну, или северного оленя, чтобы он громко стукнул копытом. Постучать? Плохая идея. Эльза с плаката на двери сверлит меня ледяным взглядом, а Ариэль смотрит так, будто я тону. Даже веселая улыбка Белль говорит: «Хуже, чем роль Санты, может быть только роль Санты, сыгранная спустя рукава. Так что ты уж постарайся, маленький еврей».

Я тихо наклонился к Белль, так что борода коснулась ее щеки, а потом, повышая голос на каждом слоге, произнес: «хо… Хо… ХО!» За дверью послышался шорох: Райли явно этого ждала. Грузно, будто отяжелев сразу на сто килограммов, я зашагал обратно в гостиную.

Когда я миновал коридор, дверь со скрипом открылась. Легкие шаги прошелестели у меня за спиной: она старалась двигаться бесшумно, но получалось так себе.

Спросив себя: «А что на моем месте сделал бы Санта?» – я направился к припрятанным подаркам, и начал перекладывать их обратно под елку. Вообще-то Санте такая работа не по статусу – этим ведь эльфы занимаются, да? Но раз уж он путешествует один, то это тоже часть выступления. Может, начать насвистывать? Но песня «Santa Claus is Coming to Town», пожалуй, прозвучит эгоцентрично. А «Jingle Bells» наводит меня на мысли о…

– Извините, – детский голосок прервал мои размышления.

Я обернулся и увидел Райли. В ночнушке она была похожа на Венди из «Питера Пена» или, вернее, на фею Динь-Динь. В этот час она казалась сонной тенью Райли. Но голос ее звучал довольно бодро.

Коннор уверял, что она не будет мешать. Клялся, что, увидев меня, Райли тут же отправится обратно в кровать, довольная, что ее рождественская мечта сбылась.

– Да, детка? – сказал я. И понимая, что говорю, как Злой и Страшный Серый Волк, постарался закончить фразу чуть веселее. Вышло как у Злого и Страшного Серого Волка после трех «Ред Буллов».

– Ты настоящий?

– Конечно, настоящий! Вот он, я!

Она, кажется, удовлетворилась таким ответом… на секунду.

– Но кто ты? – спросила девочка.

«Кем ты хочешь, чтобы я был?» – чуть не спросил я. Но я знал ответ. И это был не я. И не Санта-Клаус.

Хорошо еще, что свет в комнате такой тусклый, а борода у меня – такая густая. И что я не забыл обуть сапоги. Но все равно я боялся облажаться. Один неправильный ответ, и все пропало.

В то же время я не мог заставить себя сказать: «Я – Санта-Клаус». Потому что я ведь не Санта. И не настолько хорошо вру, чтобы она поверила.

Так что я сказал весело, как клоун:

– Ты же знаешь, кто я! Я приехал к тебе прямо с Северного полюса!

Она удивленно раскрыла глаза. И в тот момент, когда логика отступила перед чудом, я увидел, насколько Райли и Коннор похожи. Я увидел Коннора, который никогда не стесняется показать, что для него важно. От души смеется, когда мы смотрим комедию «Гарольд и Мод»; сияет, услышав любимую песню по радио; улыбается, если долго ждал меня и видит, как я захожу в комнату. В Конноре нет ни капли цинизма. Словно он об этом даже не слышал. И благодаря ему и я могу иногда отдохнуть от цинизма.