Холли Блэк - 12 историй о настоящей любви

Завтра все будет иначе.

Софи вдруг поняла: и правда, чудеса маленькими не бывают.

Проблемы начались, когда я поджег церковь. Вообще-то, я обошелся без спичек, да и горело не само здание церкви, а сарай рядом с ней. Тот самый, в котором методистская церковь с Мейн-стрит хранит оборудование для ежегодного рождественского представления. Который они раньше использовали.

Вывод из этого я сделал один: праздничная мишура, ангельские крылья и сено в яслях горят, как травка на концерте Майли Сайрус.

Я заработал сомнительную репутацию еще в первом классе, когда намазал классного кролика клеем, от души посыпал его блестками и запустил в учительскую. Оказалось, учителя считают блестки герпесом в мире ремесел: их невозможно хранить, от них невозможно избавиться. Хиппити Хоп отправился в детский зоопарк, а я – в кабинет директора. Но было слишком поздно. Я узнал, как может быть весело, если используешь творческий подход. Я вошел во вкус.

Я был тем парнем, который учит других ребят швыряться сырыми яйцами, наматывать на ветки деревьев туалетную бумагу и намертво заклеивать почтовые ящики. И чем старше я становился, тем искуснее были мои приколы. В средней школе я завалил медпункт пенопластовой крошкой. В прошлом году, перейдя в старшую школу, украсил городскую елку неоновыми стрингами.

Список моих достижений впечатляет – насколько я сам могу судить.

Количество моих провалов – один.

Если бы я мог найти оправдание, вернее того, на кого можно было бы переложить вину, то им стал бы Шелби Барон. Еще до того, как меня выгнали из спортивной секции, Шелби считался первоклассным квотербеком. Я был на третьем месте. Ладно, на пятом. В баскетболе он был центровым и начинал игру, а я убирал разлитую под скамейками газировку. А еще он встречался с Грэйси Робинсон. Он всегда был лучше меня, и именно поэтому мне и не нравился.

В день происшествия Шелби случайно оставил свой мини-купер (серьезно, хлыщ по имени Шелби водит мини-купер!) под деревом, который облюбовала стая голубей. А у меня была пачка петард в рюкзаке. Идея возникла сама собой: я представил, что может получиться, и решил узнать наверняка.

Получилось много птичьего дерьма.

А еще одной-единственной шальной искрой я поджег церковь.

Впервые в жизни у меня были реальные проблемы. Имеющие отношение к правосудию по делам несовершеннолетних. Но потом случилось нечто еще более неожиданное: пастор вмешался и договорился с властями. Мне предложили выбор. Если вместо каникул я помогу церкви восстановить все для рождественского представления, этот инцидент будет вычеркнут из моего дела.

Сорок часов общественных работ.

Я подстриг несметное количество газонов, чтобы накопить денег на поездку в Майами. Если я соглашусь, придется ее отменить. Никаких пляжей. Никакой ночной жизни. Никаких бикини. И что расстраивало больше всего, так это то, что не придется праздновать Рождество со всей своей семьей.

То есть вдвоем.

Но альтернативой был условный срок, а то и что похуже. У меня хватало баллов, чтобы попасть в несколько колледжей из моего топ-листа, но слишком многие консультанты, принимавшие заявки, сомневались в моей репутации, и я переживал, смогу ли получить хоть одно рекомендательное письмо. А поджог церкви – это новость, которая распространяется быстро. Если я попаду в колледж, то смогу выбраться из этого города. Подальше от дома. Подальше от своей репутации.

Судья сказал, что у меня есть выбор, но на самом деле выбора не было.

Это должно было быть рождественское представление.

Я не мог отвести глаз от живота беременной Грэйси Робинсон. Ну, то есть не от ее живота, а от живота Марии, Матери Божьей.

У Грэйси темные волосы, невинные голубые глаза, а кожа похожа на масло. Нет, она не желтая. Но я уверен, что, если бы мне удалось прикоснуться к ее коже, она была бы мягкой. Не то чтобы я планировал прикасаться к ней или еще что-то. Ее отец был пастором церкви на Мейн-стрит, тот самый пастор, из-за которого я здесь, на шоу «Ребел Йилл», за два дня до Рождества.

«Ребел Йилл» – это театрализованное шоу, на котором подают жареную курицу и пиво в ведрах, из которых обычно поят животных. А еще родео с клоунами, фокусами и трюками, а также зажигательные музыкальные номера. Главная идея мероприятия – стравить Север и Юг. Зрители выбирают сторону и болеют за любимую команду, низводя Гражданскую войну до уровня соперничества между футбольными фанатами. Я ненавижу стереотипы о Юге, но «Ребел Йилл» действительно заставляет краснеть за мой родной штат Теннесси.

Хотя церковь не связалась бы с этими «саквояжниками», если бы я не уничтожил их помещение.

Уже прошло двадцать девять часов. Нужно отработать еще три выступления – в день открытия, то есть сегодня, и два завтра, в канун Рождества. Еще одиннадцать часов, и я буду свободен от переноски дров, рисования декораций, подметания полов и лазания по узким мосткам, чтобы заменить выгоревшие прожекторы. Скоро поднимется занавес и начнется представление.

Когда у меня находилась свободная минутка, я мог побыть с Грэйси. Она всегда была милой со мной, очень милой, но не настолько, чтобы я начинал задумываться, сколько в этом процентов жалости. С тех пор как начались мои общественные работы, я встречался с ней семь раз. Не то чтобы я считал. Я заметил, что она часто за мной наблюдает, но это было всегда, когда я наблюдал за ней или когда она была со своим парнем, так что я старался не зацикливаться.

Сейчас ее парня тут не было.

Когда она села рядом со мной на тюк сена, все мои мысли куда-то испарились. Лучше уж ничего не говорить, чем сморозить какую-нибудь глупость, потому я ждал, когда она сама начнет разговор.

И ждал.

И ждал.

Я ерзал, искоса поглядывая на ее живот, минут пять, и вдруг она полезла под свой бледно-фиолетовый халат, вытащила оттуда кусок пенопласта в форме арбуза и протянула его мне.

– Пожалуйста, – сказала она. – Осмотри мое чрево.

– Оно… приятное. Как плюш.

Я его слегка помял и вернул ей. Не могу сказать, что умею обращаться с искусственными животами. И просто не могу поверить, что она сказала «чрево».

– Благодаря тебе его обновили, сделали из пены, которая запоминает форму. Не могу дождаться, когда увижу весь костюм целиком. Она расправила складки на халате. – Если, конечно, его успеют доделать.

Я обернулся. Родители выступающих отчаянно суетились, внося последние штрихи в костюмы, которые должны были заменить те, что я превратил в пепел. Как я понял, хламиды и нимбы было не так уж трудно сделать, но вот с ангельскими крыльями – полная задница. Возможно, это из-за блесток, но я не предлагаю тут аналогию с герпесом. Ну, вы же понимаете. Церковь.

– Мне жаль.

Я взглянул на огромный, выше меня, ворох ткани. Прошлая неделя была полна откровений. Оказывается, методистская церковь на Мейн-стрит уже двадцать лет показывала рождественскую пьесу, а я все испортил за одну минуту.

– Все еще жду, когда меня ударит молнией.

– Перестань оглядываться. Я не для того это сказала, чтобы ты чувствовал себя виноватым. – Грэйси на секунду дотронулась до моего колена, а потом отстранилась и сунула руку в карман халата. – Если уж мой отец тебя простил, то Бог-то точно.

Я уставился на свое колено.

– Если бы мы с Богом говорили о прощении, то я бы просидел в исповедальне до конца жизни.

Она улыбнулась.

– У методистов нет исповедален.

– Твой отец помог мне не попасть в тюрьму, – ляпнул я. – В тюрьму. На Рождество.

Как же неловко.

– Это же хорошо, верно? Не знаю, посещает ли Санта несовершеннолетних преступников?

Она должна быть в бешенстве, а ее сочувствие делало меня совершенно беспомощным, как будто я вице-президент.

Грэйси Робинсон была просто хорошая.

Ее репутация – полная противоположность моей. Капитан патруля безопасности в начальной школе, представитель школьного совета в средней школе, а совсем недавно Грэйси стала королевой выпускного бала. Сейчас она один из кандидатов на чтение выпускной речи от нашего старшего класса. У нее всегда найдется запасной карандаш, и он всегда остро заточен. Такие девочки, как она, и такие парни, как я, обычно не общаются. Кроме тех случаев, когда над головой висит решение суда.

– Так жаль, что мы не успели починить сарай, – сказала она. – Мы пытались.

Я почувствовал укол стыда, где-то под левым ребром. Возможно, я бы смог работать в каком-нибудь обществе самобичевания. Но сомневаюсь, что это помогло бы. Я указал на флаг конфедератов и мини-пушку, которую задвинули в угол.

– Как именно вы оказались… здесь?

Я не сказал на шоу «Ребел Йилл», потому что меня передергивает от того, что Гражданская война может быть поводом для развлечения.

Грэйси скривила губы.

– Мы оказались тут благодаря Ричарду Барону.

Отцу Шелби.

– Шоу принадлежит ему, – проговорила она, не глядя мне в глаза.

Точно. А еще он купил своему сыну мини-купер.

Она продолжила:

– Когда стало понятно, что мы не успеваем, он предложил нам выступать здесь в течение недели, ведь это единственное достаточно большое здание в округе.

– Да уж.

Тут места, как на стадионе, и громадная земляная арена.

– Все равно было тяжело добиться, чтобы нам выделили тут место. – Она покачала головой. – Но, мне кажется, ты об этом знаешь.