Обычно я очень рад слышать, что нравлюсь Коннору. Но из ее уст это звучало как обвинение.

– Ты же знаешь, кто всегда это делал? – продолжала она. – Знаешь, чей это костюм? Знаешь, сколько лет я была такой же глупой, как и Райли, думала, что это Санта. Думала, что так будет всегда. А оказалось, что глупее всех – Коннор, раз он считает, что может просто напялить на тебя этот костюм и притворяться, будто его не бросили так же, как всех нас.

Я отнес последний подарок под елку.

– Ну что? Не собираешься его защищать? Не скажешь, что во всем этом есть смысл? Я до смерти хочу услышать, как ты попытаешься объяснить, почему ты здесь. Притвориться, что все в порядке, хотя все уже рухнуло.

Я впервые посмотрел ей в глаза. Но в ее взгляде сквозила такая неприязнь, что пришлось снова отвернуться.

– Я здесь, потому что он меня попросил, – сказал я. – Вот и все.

– О-о-о, – сказал Лана таким голосом, будто смотрела видео с милыми котиками. – Это любо-о-овь.

И я не выдержал. Я должен был что-то сказать. Так что я снова посмотрел ей в глаза и твердо произнес:

– Да. Это. Любовь.

На секунду она замолчала. На секунду мне показалось, что она успокоилась. На секунду я поверил, что она поймет. Но Лана очень быстро опять стала собой.

– Ненавижу тебя, – выпалила она.

Теперь уже я опешил.

– Почему?

– Потому что он – не твоя собственность. Ты не имеешь на него никакого права, даже если вы с ним встречаетесь. Ты не настолько важен для него.

Первым моим порывом было сказать: «Прости». Извиниться за то, что я пришел в их дом. Что обманул ее сестру и в последний раз – еще на год – заставил поверить в Санту.

Но сожаления в моем сердце не было. И вместо извинений я произнес:

– Ты так сердишься.

– Ага! И, думаю, есть из-за чего.

– Но не из-за меня.

Сказал, и тут же пожалел. Потому что дело и правда было совсем не во мне.

– Это не из-за того, что ты гей, – пояснила Лана. – Ты же понимаешь, да? Если бы ты был девушкой, я бесилась бы точно так же.

Странно было это слышать.

– Так чего же ты хочешь на Рождество, малышка? – спросил я голосом Санты.

Я подумал, что она взбесится из-за малышки. Но она просто ответила:

– Хочу, чтобы в этом костюме был не ты.

Кивнув, я произнес своим обычным голосом:

– Понятно. Но скажи мне, что Санта действительно может тебе дать?

– Не похоже, чтобы ты принес подарки.

– Я принес один.

– Для Райли? А, для Коннора…

– Надеюсь, ты понимаешь, почему я ничего не принес тебе.

– Почему?

– Потому что ты всегда чертовски зла со мной.

Рассмеявшись от удивления, Лана ответила:

– Справедливо.

Наступила тишина. И тогда мы оба услышали это.

Где-то открылась дверь. Мы продолжали молчать.

Легкие шажки…

– Вот дерьмо, – прошептала Лана.

Райли, похоже, не слишком удивилась, увидев Лану рядом со мной.

– Ты принесла ему печенье? – спросила она старшую сестру. – Я уже почти заснула, но вспомнила, что не дала ему печенья.

И старшая сестра, не мешкая ни секунды, ответила:

– Пойду принесу.

Лана ушла на кухню. Райли, не в силах оторвать взгляд, уставилась на подарки под елкой. Я помню, как точно так же разглядывал подарки вокруг меноры – пытался угадать, какой из них мой и что там внутри. Мама часто упаковывала подарок в коробку больше, чем нужно, просто чтобы сбить меня с толку.

– Куда ты поедешь дальше? – спросила Райли.

– В Небраску, – ответил я.

Она кивнула.

Лана вышла из кухни с тарелкой печенья и стаканом молока.

– Держи, – сказала она.

Я взял печенье. Оно было немного черствым.

– Лучшее печенье, которое я сегодня ел! – воскликнул я ради Райли.

Лана явно хотела сказать гадость, но удержалась.

– Ну, что же, – сказала она, – наверное, тебе пора.

– В Небраску! – подсказала Райли.

Как ни странно, мне уже не хотелось уходить. Теперь, когда мы собрались тут все вместе, а одна из них точно знает, кто я, мне захотелось остаться. И чтобы Лана предложила разбудить Коннора. И чтобы мы вчетвером до рассвета ели печенье.

– Давай, – прервала мои размышления Лана. – Небраска ждет.

– Ты совершенно права, – отозвался я и направился к двери.

– Не туда! – Лана указала на камин. – Это единственный путь на крышу.

Я чувствовал, что Райли смотрит на меня. Уверен, можно было что-то придумать, но в голову не приходило ни одного внятного объяснения, почему мне нужно воспользоваться дверью.

Словом, я направился к камину. Выглядел он так, будто им никогда не пользовались. Наклонившись, я заглянул внутрь и увидел, что дымоход не очень широкий.

Я высунулся обратно и посмотрел в глаза Райли.

– Пора в кроватки! – крикнул я.

Райли помахала мне.

– В добрый путь, – усмехнулась Лана. Ничего не поделаешь. Я заполз в камин, подтянулся, влез в дымоход и начал считать до ста, что приблизительно равнялось количеству паутин, которые меня окружали. На одно страшное мгновение мне показалось, что я застряну тут со своим животом, но места хватило. Хорошо, что Санту не в каждом доме угощали печеньем. Пыль облепила язык, забилась в глаза. Неужели нет нормального способа попасть в дом? Почему Санта не может просто оставлять свои дурацкие сани у крыльца, как делают все приличные люди? Слышно было, как Лана пожелала Райли спокойной ночи. Потом обе двери хлопнули, закрывшись. Я потихоньку выбрался из дымохода и кое-как отряхнулся от пыли, обрушив настоящий «снегопад» на ковер. Пусть Лана попробует это объяснить.

«Моя работа выполнена», – подумал я. Но я знал, что не уйду, не увидев его. Этого не было в нашем плане, как и многое из того, что сегодня произошло. Но я не мог побывать у Коннора и не дать ему знать, что я здесь был. Иначе дело останется незавершенным.

Дом вернулся к привычному ночному ритму – дыхание, шорохи, какие-то пощелкивания, невнятное бормотание во сне. Я сделал несколько осторожных шагов и замер. Скорее всего Райли еще не уснула, а ее дверь как раз на пути к комнате Коннора. Так что я стоял и не шевелился, вдруг осознав, как редко мне приходится это делать. Нужно перестать участвовать в происходящем и стать только наблюдателем. Телефон – оружие, с помощью которого я обычно убиваю время, – остался в машине. Безоружный, я осмотрелся. В тихой, по-рождественски освещенной комнате было очень одиноко. Чего-то не хватало, но точно не меня. На полках стояли книги, я не видел названий, только очертания прижавшихся друг к другу томов. На одной из полок книги стояли под охраной маленьких фигурок: солонки и перечницы – чья-то коллекция.

Я отпустил время – пусть минуты идут своим чередом, но, когда я думал о них, они шли медленнее. Это не мой дом, и я поймал себя на мысли, что он никогда моим не будет. Я ожидал, что Лана снова выйдет, чтобы выпроводить меня. «Почему ты все еще здесь?» – спросила бы она, и единственное, что я мог бы произнести в ответ, – это имя ее брата.

Я знал: он хочет, чтобы я был здесь. Но почему все должно быть именно так? Я хочу, чтобы Коннор представил меня родным как своего парня. Хочу сидеть за обеденным столом, шутить с Райли – так, чтобы Лана тоже не могла удержаться от смеха. Хочу, чтобы они увидели, как я держу его за руку. Хочу держать его за руку. Хочу, чтобы он любил меня, и когда я плохой, и когда хороший. Хочу. Хочу. Хочу.

Я боялся любви, ведь это значит, что я прошу очень много. Я боялся, что моя жизнь никогда не пересечется с его жизнью. Что я никогда не узнаю о нем всего. Что он никогда не узнает всего обо мне. Что мы будем слушать истории, но никогда не узнаем всей правды. «Хватит», – сказал я самому себе. Я должен был сказать это вслух, потому что мне нужно было это услышать.

Я прислушался у двери Райли. Прислушался у двери Ланы. Надеюсь, они сейчас не прислушиваются к шагам Санты. К моим шагам.

Я прошел по коридору, миновал их двери. Увидел впереди комнату Коннора.

Стоя напротив его двери и собираясь войти, я вдруг почувствовал, что в коридоре есть кто-то еще. Обвернувшись, я увидел в дверях мать Коннора. Глаза почти закрыты, волосы спутаны. Я увидел ее ночнушку и мне стало грустно и неловко. Она свисала с безжизненного тела, изношенная, слишком длинная. Я не должен был видеть маму Коннора такой – погруженной в темное глубокое забытье.

Я хотел стать для нее таким же призраком, каким она казалась мне. Но не мог спрятаться. Я уже готов был все ей рассказать. Но она заговорила первой.

– Где ты был? – спросила она.

Внезапно я почувствовал, что ни за что не смог бы этого ей объяснить. Я просто не знал правильного ответа.

– Меня здесь нет, – отозвался я.

Она кивнула. Я думал, что будет продолжение, но нет. Она вернулась в комнату, закрыла за собой дверь.

Я знаю, что не должен был этого видеть. И даже если она этого не вспомнит, я буду помнить.

На долю секунды мне стало жаль Санту. Можно только догадываться, что ему довелось повидать в его путешествиях. Хотя он же не знаком со всеми этими людьми. Остается надеяться, что с незнакомцами как-то проще. Не буду ничего рассказывать Коннору. Просто скажу ему «привет» и пожелаю спокойной ночи.

Я пробрался в его комнату и закрыл дверь так тихо, как только мог. Я бы хотел, чтобы он все это время не спал и волновался за меня. И поздравил бы, когда опасность миновала. Но все, что меня ожидало, – лишь его сонное дыхание. В окно падал свет фонаря, подчеркивая темно-синие тени в комнате. Коннор лежал на кровати. Я видел, как поднимается и опускается его грудь. Телефон валялся на полу – выпал из руки. Я знаю – он держал его на случай, если мне вдруг понадобится помощь.