Следя за левой рукой, Стефания заметила часики. Отняв руку от теплой промежности, она поднесла ее к глазам и увидела, что полчаса уже две минуты как истекли.

Она встала.

– Стефания!

– В следующий раз. – Она помахала ширме рукой и пошла к оставленным на диване вещам.

Она почти оделась, когда к ней подошел сам фотограф. Стефания не сразу обратила на него внимание, а когда заметила, то была поражена разницей между тем человеком, которого рисовало ее воображение, опиравшееся на звучание голоса, и тем, который робко стоял сейчас рядом с ней, отсчитывая деньги.

Это был гигант, толстый, весь оплывший жиром и похожий на большого ребенка в дешевых роговых очках. Он старался не смотреть на девушку.

Не успел он заговорить, как раздался телефонный звонок. Звонил аппарат, стоявший на полу за диваном. Гигант взял трубку, сказал «да» и передал трубку растерянно улыбавшейся Стефании.

– Это тебя.

Она узнала голос Дороти.

– Как успехи, детка? Все прошло нормально? Я вам там не помешала?

Стефания приняла из рук фотографа три стодолларовые купюры.

– Полный порядок, Дот. Мы как раз закончили. Я даже не успела устать.

– Это очень хорошо. Звонил Баковский. Он хочет только тебя. Я пообещала, что ты будешь через час.

– Дот, но для этого нужен подходящий туалет, а я… – Стефания взглянула на свое отражение в восхищенных глазах фотографа.

– Купи платье по дороге и запиши на мой счет. Мне важно, чтобы Баковский остался доволен. Я знаю, что могу на тебя положиться.

– Разумеется.

– Потом возвращайся в контору.

Дот повесила трубку, не попрощавшись.

Стефания пожала плечами и подмигнула фотографу, которому явно не терпелось что-то сказать. Он проводил ее до самого лифта и только тогда осмелился открыть рот.

– Я хочу видеть тебя каждый день…

– Не имею ничего против, дорогой. Позвони в контору.

– А без конторы мы никак обойтись не можем?

– Ах ты негодник! – погрозила пальцем Стефания и шагнула в кабину. – Нет, дорогой, без «Мотылька» я буду приходить к тебе только во сне. Договорились?

И, упиваясь своей профессиональной честностью, Стефания захлопнула дверцы лифта и уплыла под пол, оставив бедного фотографа наедине с его умиравшими от бессильного желания манекенами.

Глава 3

Стефания вошла в стеклянные двери магазина «Good's Goods» походкой женщины, которая вполне уверена в том, что ей купить. Это должно было быть «платье для Баковского». Собственно, ему понравится все, что бы она ни надела.

Внутри магазина было как всегда светло и весело. Маргарита, племянница госпожи Гудс, хозяйки заведения, сразу же узнала Стефанию. Это была хорошенькая восемнадцатилетняя девушка, втайне в нее влюбленная и стесняющаяся своих чувств. Стефания на ходу потрепала ее по щеке и прошла в отдел женской верхней одежды.

В самом деле, выбирать ей долго не пришлось. Платье было черное, узкое и короткое. Оно начиналось сантиметров на пять ниже трусиков, а заканчивалось пуританским вырезом под самое горло, что создавало соблазнительный двойной эффект. Полиамид, из которого оно было изготовлено, нравился Стефании не очень, однако он делал вещь практичной, а в данном случае это было весьма важно. К тому же искусственный материал гораздо лучше обрисовывал линии тела.

Неся в одной руке сумочку, в другой – платье, Стефания проследовала в примерочную. Кроме нее, как ей показалось, в отделе никого не было, и потому она даже не стала закрывать дверцу кабинки.

Раздевшись до трусиков, она уже наклонилась, чтобы подобрать платье с табуретки, когда краем глаза заметила, что за ней наблюдают: из-за вешалок на нее внимательно смотрел мужчина. Где-то она его видела раньше, причем недавно. Зрительная память моментально восстановила цепочку событий, сегодняшнее утро, кафе, немногочисленные посетители… конечно, двое ребят за столиком, короткая стрижка, большой рот – «бойскаут»! Какая встреча! Только времени совсем не осталось.

Парень словно не замечал того, что его тоже видят. Полуголая девушка в открытой примерочной кабинке превратила его в эдакого радостного истукана.

Стефания укоризненно покачала головой и захлопнула дверцу.

Когда она вышла, оставшись в обновке и запихивая старую юбку и блузку в пакет с двумя фирменными буквами «GG», все тот же парень стоял у прилавка, а Маргарита терпеливо ждала, когда он отыщет свой бумажник. Бумажник куда-то явно запропастился, и потому незадачливому покупателю пришлось пропустить Стефанию вперед себя.

Стефания чувствовала спиной его пристальный взгляд. Она привыкла к подобный взглядам. Вот и Маргарита, отсчитывающая сдачу, не сводит глаз с точеных линий ее черной груди. Привычка оставляла Стефанию равнодушной ко многим из них. Взгляд «бойскаута» ей нравился.

– Заходите почаще, – сказала Маргарита и попыталась улыбнуться.

Стефания кивнула и направилась к выходу. Не успела она взяться за ручку двери, как злосчастный кошелек был найден.

* * *

Недалеко от офиса Баковского располагался гостеприимно распахнутый «Макдональдс», надпись над входом в который красноречиво сообщала прохожим о том, что в связи с очередным юбилеем на все кушанья в течение этой недели будет 25-процентная скидка.

Вообще Стефания редко заходила в «Макдональдсы». Ее раздражало умение тамошних поваров так готовить хваленые мясные бутерброды, что через четверть часа после возникновения ощущения сытости вновь хотелось есть. Однако соблазнительная скидка и достаточный запас времени заставили ее задуматься, а потом и свернуть под красно-желтый козырек.

Оказалось, что Стефания вовсе не одна изменила своим привычкам. Обычно полупустующее заведение буквально кишело голодным людом.

Ньюйоркцы любят поесть. В этом они похожи на итальянцев. А те в свою очередь – на русских. Собственно, желание утолять голод в той или иной степени известно всем народам. Только многие европейцы, как, например, датчане с их огромными комплексами крохотной нации, стесняются его обнаруживать, ссылаясь на дороговизну продуктов. Жадность, однако, еще никому не приносила пользы.

Стефания отошла от стойки, неся на подносе чизбургер и душистый коктейль с упруго воткнутой в него белой соломинкой. Это был ее второй завтрак.

Место ей нашлось в самой глубине зала за столиком, который только что покинула стайка круглоголовых японцев, увешанных фото– и видеокамерами. Осторожно разворачивая пальцами теплую обертку чизбургера и одновременно потягивая через пластмассовую соломинку густую прохладную жидкость, Стефания задумалась.

Баковский был из тех людей, которых принято называть «киношниками». При этом к производству фильмов как таковых он никакого отношения не имел. Просто в его ведении находился громадный магазин, буквально заваленный всевозможными декорациями, пригодными для использования как при съемках батальных сцен войны за независимость, так и самых головокружительных космических одиссей. Все началось с отцовского сарая, забитого хламом, – евреи вообще отличаются любовью к старью. Баковский-младший переоборудовал сарай в эдакий ангар и стал торговать пылесосами, лампами и огрызками некогда дорогой мебели. Он вовремя смекнул, что на одной купле-продаже хороших денег не сделаешь, и стал приобретать для своего склада вещи поприличнее, которые сдавал напрокат всем кому не лень: молодоженам, разводящимся, старикам, вдовам вьетнамской войны, неграм, пуэрториканцам, таким же евреям, как и он сам, и т. д. и т. п. Потом он рискнул и взял в аренду настоящий добротный склад поближе к Сити. Тут он уже мог позволить себе развернуться как следует. Задумка была проста – от мелочей перейти к вещам большим и даже громоздким. Накопленного первоначального капитала хватило и на то, чтобы нанять двух негритят-уборщиков, в обязанности которых он вменил поддержание опрятного вида нового «магазина». Благодаря этому он постепенно добился того, что последнее слово утеряло кавычки и превратилось из пыльного склада в порядочное заведение. Были, конечно, и личные связи, способствовавшие разрастанию ассортимента фирмы «Bakovsky & Со.», однако о них новоиспеченный президент старался не распространяться. Появилась клиентура. Предприятие заработало. Вместе с ним преобразился и сам господин Баковский. Из тщедушного жиденыша, затянутого в узкий, излишне чопорный костюмчик, служивший ему первые годы самостоятельного бизнеса подобием брони, за которой он прятал свою робость перед сильными мира сего, Сандер Баковский превратился в молодцеватого, раскрепощенного парня – ему было немногим более тридцати, – преданного 501-й модели джинсов фирмы «Levi's» и клетчатой ковбойке с расстегнутым воротом. В таком наряде он с одинаковой уверенностью общался с собственными грузчиками, подрядчиками строительных фирм и людьми, входившими в двери его магазина из могучих «роллс-ройсов». Теперь он мог позволить себе быть демократичным! Все чаще ему стали попадаться контракты, не требующие вообще никаких неудобств, связанных с погрузками, перевозками, разгрузками и монтажом: в ход пошли его способности просто доставать то, что было нужно другим. Его гордостью последних месяцев был кругленький контракт на оборудование телестудии Си-эн-эн в Нью-Йорке. Каждый день в кабинете Баковского возникали новые лица, которые он раньше видел только на экране. Общительность и приятная наружность делали его «любимцем публики», и он умело этим пользовался. Как-то он даже признался Стефании, что подумывает о том, чтобы перенести все свое хозяйство поближе к «мекке» – куда-нибудь в район Беверли Хиллс или вроде того.

Стефания познакомилась с ним еще до того, как стала работать в «Мотыльке».

Сандер не понравился ей сразу же.

Она вообще плохо относилась ко всем неарийцам, прощая этот недостаток только тем, кто уже стали ее друзьями. В первый вечер, когда он стал «клеиться» к ней в баре на Бродвее, Стефания влепила ему отличную пощечину и с гордым видом удалилась. Подруга, с которой она туда пришла, успела шепнуть ей, что это «сам» Баковский, однако она сделала вид, будто не расслышала, так что пощечина прошла на все сто процентов.