Еще я навела справки об осуществляемом в Саванне, штат Джорджия, проекте «Общение с черепахой»; цель проекта – изучение повадок вымирающих тварей и их детенышей. В мои обязанности входило в течение недели слоняться по жаркому каменистому островку и каждую ночь ждать, что случится почти невероятное и черепахи решат-таки выползти на берег. После восхода солнца мне вместе с другими волонтерами придется залезть в душный вагончик без душа и попытаться заснуть на брошенном на пол матраце.

Мне ответили: список участников забит до самой осени, и я искренне порадовалась, что черепахи обойдутся без меня.

Еще я пыталась записаться в экспедицию по раскопкам останков мамонта в Южной Дакоте. В данном проекте меня привлекало то, что я вряд ли причиню какой-либо вред этим животным, ибо они не просто мертвые, но ископаемые. Увы, этот проект тоже не испытывал недостатка в добровольцах.

И кто бы мог подумать, что желающих заделаться волонтерами так много?

Еще составляя график предполагаемой общественно полезной деятельности, я попыталась разъяснить суть происходящего своим родителям. Их реакция не стала для меня неожиданностью.

– Как же ты собираешься на этом заработать? – поинтересовался дедушка Джулиус.

– Надеюсь, ты не станешь лазать по крышам? – задала вопрос бабушка Ханни.

Бабушка Руфь к этому времени была уже в таком скверном состоянии, что не могла взять в толк, о чем я говорю. Поэтому только попросила:

– Привези мне шоколада.

Родители, уже привыкшие к моим закидонам, сказали то же, что и всегда: «Замечательно, детка!» – но прозвучало это так, словно они лишь на мгновение вынырнули на поверхность глотнуть воздуха и вновь погрузились в свадебные приготовления. Сестра и ее будущий муж тоже выразили энтузиазм, но и у них хватало забот, главной из которых на тот момент было заставить маму вычеркнуть из списка приглашенных ее пятиюродных кузин.

И вот, изучив сотни добровольческих миссий и исключив все, где требовалось чистить клетки с грызунами, говорить по-польски и применять местное и общее обезболивание, я составила себе расписание.

Первым пунктом назначения стал Фэрбенкс на Аляске, где мне предстояло участвовать в шестидневном двухсотшестидесятисемимильном «Лунном рывке» – самом продолжительном заезде на инвалидных колясках в мире. Моя задача состояла в том, чтобы ехать в машине сопровождения за одним из спортсменов, приноравливаясь к темпу его движения и следя за тем, чтобы он ни с кем не столкнулся. Как поклонница всех спортивных соревнований, я с энтузиазмом ожидала этой поездки, хотя письмо, присланное мне организаторами, несколько меня смутило. «Вы несете ответственность за безопасность вашего спортсмена, – говорилось в письме, – и за сохранность средства передвижения». Поскольку мое знакомство со средствами передвижения было весьма драматичным – так, я. дважды пыталась выехать с бензозаправки, не вынув из бензобака шланг, и трижды, ставя в гараж свой джип, шваркнула бортом о стену, – сочетание в одном предложении слов «ответственность», «сохранность» и «средство передвижения» заставило меня призадуматься.

Но я не унывала. Отправляясь на первое боевое задание, я чувствовала, что жизнь обретает новый смысл.

19

По доброй воле

Иногда легко решить, что полезно, а что – нет. Писать статьи на тему «Одолеем целлюлит» не очень полезно.

Напоминания дедушки и бабушки о том, что я до сих пор не замужем, – совсем не полезны.

Следить, чтобы спортсмен-инвалид не попал под колеса, – полезно.

Доверить спортсмену-инвалиду поменять вам спустившую шину – крайне бесполезно.

Вы, наверное, догадались, что мое вступление на стезю волонтерства не обернулось грандиозным триумфом. С одной стороны, я сумела-таки довести доверенного мне спортсмена до финиша целым и невредимым, с честью исполнив первую из возложенных на меня обязанностей. Не так благополучно обошлось дело с сохранностью предоставленной мне устроителями заезда «Дэу» – «Леганзы». В свою защиту скажу одно: если совсем без пострадавших было не обойтись, не лучше ли, что пострадала машина?

Все шло хорошо, пока однажды утром, за двадцать минут до начала намеченного на сегодня заезда, я не обнаружила, что задняя шина моей «леганзы» сдулась.

He имея представления о том, как меняют колеса, я стояла и смотрела, не веря своим глазам. Через несколько минут один из участников заезда, молодой блондин, подкатил ко мне и оценил ситуацию. Посмотрев на меня, потом на шину, потом снова на меня, он покачал головой и сказал: «Не хочется мне слезать, заменять эту штуковину» – и тут же это сделал. Я с удовольствием описала бы вам эту сцену, но была так потрясена, что могла только стоять в сторонке и снова и снова Завязывать шнурки на ботинках.

Я могла бы рассказать и о штрафе за превышение скорости, о легком столкновении с «домом на колесах» и о том случае, когда не уследила, и кресло Майка выкатилось на встречную полосу в центре Анкориджа. Но зачем унижаться, если Майк, как я уже сообщила, добрался до финиша целым и невредимым? Я приехала на Аляску, готовая обрести новую ипостась – Приносящей Пользу Женщины, женщины, стремящейся подчинить себе обстоятельства, почувствовать новизну бытия. Но к концу заезда я поняла, что мне следует заново оценить свой потенциал. Я осознала это во время церемонии награждения, когда глава оргкомитета, распределив несколько тысяч долларов между победителями, объявил, что есть еще один приз.

– А это, – сказал он, поднимая над головой сине-желтую консервную банку, – мы присудили волонтеру, более всех заслужившему то, что мы ему сейчас дарим. Доброволец Сюзанна Шлосберг, поднимитесь и примите свой колбасный фарш.

Да, я выиграла 350 граммов нелепейшего продукта в истории мясной индустрии, присуждаемых, как объяснил руководитель, тому волонтеру, который лучше всех сумеет потешить остальных участников заезда. Идя к сцене за банкой с загадочным продуктом из свинины – наблюдающие за этим пятьдесят моих товарищей явно были удивлены меньше меня, – я чувствовала, что исполнила свой долг. Вот иду я – я, впервые решившая потрудиться на благо общества, – и принесенную мною – пусть даже непреднамеренно – пользу уже оценили.

Хорошее начало радовало, но, возвращаясь с Аляски домой, в Лос-Анджелес, я уже знала, что мне недолго суждено купаться в лучах славы. На очереди была Папуа – Новая Гвинея, тропическое островное государство к северу от Австралии, где мне вместе с другими волонтерами предстояло строить Образцовое Жилище под эгидой благотворительной организации «Наш общий дом». Ползти на машине со скоростью 15 миль в час – это одно, а управляться с взаправдашним молотком – совсем другое. Если я не умею поменять колесо, удастся ли мне построить дом?

Выяснилось, однако, что мне повезло с напарниками. Группа наша, сплошь женская, демонстрировала такие способности к строительству, что их хватило бы, пожалуй, только на собирание детской пирамидки. Все это очень понравилось жителям деревеньки Сиси, где мы подвизались. Хотя все время нашего пребывания в их деревне они относились к нам очень гостеприимно – щедро кормили, приглашали посетить местную церковь, а в обеденный перерыв пели под гитару национальные песни, я не могла избавиться от ощущения, что они постоянно задаются вопросом: «Кто вы, черт возьми, такие и какого хрена вам тут нужно?»

Я сказала о своих сомнениях руководительнице нашей группы, Дженни, но она и ухом не повела. Ответила, что намеренно не стала набирать в группу мужчин, поскольку они обычно похваляются своим мастерством и не допускают к работе женщин. Это меня не убедило; я заподозрила: главная причина в том, что присутствие мужчин повысило бы производительность труда нашей группы, и Дженни устыдилась бы и работала, а не слонялась вокруг, фотографируя малолетних папуасов.

К счастью, наш прораб Каймо обладал ангельским терпением. Хотя от него не укрылось, что наша группа лишь замедляет строительный процесс, он велел мужчинам подносить и устанавливать бревна и доски, а нам предоставил пилить и забивать гвозди. Джеффри, деревенский житель, который должен был подавать мне доски, казалось, получал от сего мероприятия большое удовольствие. Когда я терзала очередной гвоздь, он хекал, брал у меня молоток, распрямлял искалеченный гвоздь, одним ударом вгонял его по самую шляпку, передавал мне молоток, и мучительный процесс возобновлялся.

Деревенским женщинам так нравилась наша группа, что когда они не готовили сладкий картофель и не мыли свои горшки и сковородки, то вставали по периметру стройплощадки и глазели на нас с тем же нетерпеливым любопытством, с каким американские телезрители смотрят последнюю серию излюбленного реалити-шоу. Одну женщину так возмутила моя бестолковость, что она выхватила у меня молоток и собственноручно вколотила злополучный гвоздь. Собравшиеся вокруг семилетние карапузы чуть не померли со смеху.

В течение нескольких дней я изо всех сил старалась приноровиться к инструменту, чтобы у деревенских жителей не сложилось впечатление, будто все американки – беспомощные идиотки, и в конце концов научилась работать молотком так, что это уже не вызывало ни смеха, ни жалости. Однако ощущение, что без нашей группы дом построили бы куда быстрее, не покидало меня. Конечно, представители «Нашего общего дома» не требовали от нас клятвы Гиппократа, но разве первое из правил волонтера не гласило: «Не навреди»? Я снова поделилась своими опасениями с Дженни.

– Ничего ты не понимаешь, – ответила она. И объяснила, что одно наше присутствие на площадке имело для продвижения строительства колоссальное значение. Конечно, местные мужчины – куда более умелые строители, но если бы не наша группа, придававшая происходящему особую пикантность, они скорее всего вообще не пожелали бы являться на работу.

– Значит, наша роль примерно та же, что у манекенщиц на автосалоне? – спросила я.

– Можно и так сказать, – ответила она.