И, наконец, там была я. Тридцатилетняя, я стояла прямо на линии этого водораздела. Глядя в одну сторону, я понимала, что уже вышла из того возраста, когда Главный признак взрослости состоит в способности самостоятельно оплачивать счета за кабельное телевидение, а замужество кажется таким же несущественным делом, как пенсионное страхование. Но, глядя в другую сторону, я думала: неужели я вот-вот стану такой же, как они?

Что касается моего пребывания здесь, ответ был «да». Косвенным подтверждением тому была цель моей командировки, поскольку редактор пожелала, чтобы я принимала участие во всех мероприятиях, предназначенных для тех, кому за тридцать. Сейчас, как и в ту школьную поездку, только время могло показать, кто я – удачливая и смелая или полная растяпа.

Крещение состоялось немедленно. Уже вдень «общего ознакомления» за обедом в столовой моего корпуса я с головой окунулась в здешнюю атмосферу. Распорядительница посадила меня за столик для тех, кому за тридцать, и не успела я подцепить вилкой фасолину, как разбитная блондинка справа повернулась ко мне и сказала:

– Ну вот я и говорю этому инструктору, чтоб я когда-нибудь с ним легла – да черта едва! Так, поболтаюсь маленько от нечего делать, но если он, типа, на что-нибудь такое рассчитывает, так он, типа, идиот!

Растерявшись, я ответила невпопад:

– Я Сюзанна. Мы с вами встречались?

Сосед слева, похожий на Барни Файфа из «Шоу Энди Гриффита», только еще более тощий и с большим кадыком, рассказывал, что они с товарищем по комнате разработали тайную систему сигналов с помощью намотанных на дверную ручку подтяжек – на случай, если кому-нибудь из них улыбнется возможность «кое-что предпринять».

Не зная, как мне на это реагировать, я пробормотала что-то про чудесную перспективу подводного плавания и напомнила себе о главной причине моего пребывания здесь. В конце концов, вокруг меня и впрямь полным-полно мужчин, которым не терпится кого-нибудь закадрить. Моя задача – найти того, кого не терпелось бы закадрить мне.

В самом начале недели у меня забрезжила искра надежды. Как-то после полудня я сидела в шезлонге возле бассейна на территории двадцатилетних и, как мне показалось, очень удачно завела разговор с привлекательным финансовым аналитиком с выраженным британским акцентом. Но уже через несколько минут приятной беседы он сжал мой бицепс и сказал: «Никогда не понимал, почему некоторым женщинам нравится поднимать тяжести», – после чего встал и ушел. Рассудив, что до рук Зены, Королевы воинов, мне далеко, я хотела крикнуть ему вслед: «Никогда не понимала, почему некоторым мужчинам нравятся складки на брюхе!», но решила воздержаться от этого.

Что ж, может, оно и к лучшему. За двое суток я приняла участие во всех курортных мероприятиях и пришла к выводу, что мужчины, приезжающие в «Клуб-мед» с желанием пофлиртовать, – совсем не те, с кем хотелось бы флиртовать мне.

Пожалуй, самым примечательным экземпляром был высокий, хорошо сложенный ГГ с немытыми светлыми волосами. Его я случайно встретила опять же недалеко от бассейна. Без какого-либо побуждения и ни к кому, в частности, не обращаясь, он объявил:

– Знаете, ведь я когда-то снялся голым для журнала «Хаслер».

Затем он метнулся в свою комнату, тут же вернулся с экземпляром «Хаслера» и торжественно продемонстрировал нам его. Сознаюсь, нездоровое любопытство побудило меня взглянуть. То, что я увидела, потрясло меня. Дело было не в снимке, а в дате, обозначенной внизу страницы. Это был номер двенадцатилетней давности.

Я быстренько припомнила все унизительные вещи, которые делала в своей жизни, и решила: ничто из них не может сравниться с тем, чтобы повсюду таскать с собой свое фото в голом виде, сделанное двенадцать лет назад.

Когда я осознала, что надежда на секс окончательно потеряна, настроение у меня упало, но я все же собралась, напомнив себе, что в отличие от других ГГ мне заплатили за поездку сюда. Ради блага своей профессиональной деятельности я решилась испытать на себе весь ассортимент предлагаемых клубом занятий.

Однажды утром я пошла на гимнастику; там всем заправляла сердитая бельгийка. Ей не помешало бы иметь парочку ассистентов, чтобы те не давали ее грудям выскакивать из белого с блестками акробатического костюма. «Ладно, – вещала она, – теперь займемся наклонами», – и тут же, не дрогнув ни единой мышцей, это продемонстрировала. Но я-то знала, что если бы она прочла хоть одну из созданных мной семидесяти восьми вариаций на тему «Плоский живот, стройные бедра», то поняла бы, что наклоны сейчас под запретом.

Потом я пошла на водную аэробику, где инструктор велела нам встать в круг и массировать спину стоящего впереди. Без особого желания я начала скрести сутулые плечи своего соседа – точной копии Арнольда Хоршака из сериала «Добро пожаловать домой, Коттер!». Затем я глянула назад и увидела, что мою шею атакует обрюзгший пожилой француз, у которого фальшзачес с левого виска сполз на правую щеку. Я незаметно слиняла и бросилась к себе в комнату – принять душ и немного вздремнуть.

На сборе для подводного плавания инструктор велел нам разделиться попарно, и не успела я оценить свои возможности, как женщина по имени Ширли, с вывернутыми внутрь коленями, крикнула: «Ну что, мы вместе, да?» После этого нас погрузили на катер и отвезли на коралловый риф в километре от берега. Надев маску, ласты и прыгнув в воду, я обнаружила, что «господ гостей» там больше, чем рыб. Через пятнадцать минут мне это надоело, я влезла на катер и целых пятнадцать минут наслаждалась одиночеством. Я даже успела задремать, но меня разбудил знакомый пронзительный крик.

– Мы ведь должны были держаться вместе, – долбала по мозгам Ширли, – таковы правила. Это было неосмотрительно. Эт-то было крайне неосмотрительно.

Никогда не поверила бы, что способна так ненавидеть человека, с которым знакома меньше двух часов.

Охотно признаю, что подавляющее большинство ГГ, и молодых, и не очень, считало курорт раем, но были и такие, кто, подобно мне, предпочел бы провести неделю в третьеразрядном мотеле в Айове. Однажды за обедом я разговорилась с унылым пухлощёким патологом, мужчиной лет сорока с лишним. Когда я упомянула, что мне как журналистке предоставили отдельную комнату, он чуть не заплакал. Большую часть ГГ расселили по двое просто наудачу, кто с кем попадет, и сосед патолога три ночи подряд отказывался впустить его. «Один только раз он впустил меня, – жаловался доктор, – ему никак не удавалось найти свои антидепрессанты, и он хотел, чтобы я помог ему».

Вы, конечно, знаете фильм «День сурка», в котором Билл Мюррей раз за разом проживает один и тот же злополучный день, пока однажды ему не удается прожить его правильно. То же самое случилось и со мной – вот только правильного дня я так и не прожила. Каждый день нас ждали все те же мероприятия, и проводились они в одно и то же время в одном и том же месте. В полдень у бассейна начиналась игра в «день-ночь»: ведущий, делая тщательно отработанные пассы руками, кричал «господам гостям»: «День!», «Ночь!», «Танцуем!» Ежедневно после полудня пианист в баре играл одни и те же мелодии в одном и том же порядке. Я могла бы поклясться, что предпочту утопиться в цистерне ледяной «Маргариты», чем еще хоть раз в жизни услышать «Свечу на ветру». Вечерними развлечениями обычно были музыкально-комедийные представления, включавшие в себя пение под фонограмму и переодетых в женское платье мужиков. Для разнообразия под лиф им иногда вставляли наполненные водой презервативы.

К середине недели я собрала достаточно материала для своей бравой статейки и начала ходить в единственное на курорте место, всегда пустовавшее: в гимнастический зал. Никто не приезжал на Карибы для того, чтобы воспользоваться «Стэйрмастером».

Моя командировка уже подходила к концу, когда однажды за ужином мне пришлось вспомнить одно из любимых изречений дедушки Джулиуса: «Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже». Рядом со мной сидела Салли, крашеная блондинка, постоянно живущая на Прово; в «Клуб-мед» она пришла из любопытства. Салли рассказывала свою трагическую историю, а у меня все ниже отвисала челюсть. Она была замужем двадцать лет, жила на Манхэттене, потом вдруг влюбилась в художника и по минутной прихоти переехала с ним на Прово, потратив все свои деньги на дом, который нашла по Интернету.

Только когда Салли и ее возлюбленный приехали на Прово, выяснилось, что он – нищий алкоголик, их тропический рай – поросшее чахлым кустарником прибежище наркоторговцев, адом ее мечты ничего не стоит. Сейчас она намертво застряла на Прово: не могла избавиться от своей собственности, отчаялась найти клиентов для открытого ею магазина пляжной моды и завязла в разбирательствах с местными налоговиками.

Встреча с Салли придала мне силы. Уж конечно, если она выдержала на Прово два года, то и я как-нибудь перетерплю оставшиеся три дня.

Но это продолжалось лишь до тех пор, пока я по настоянию своего редактора не решилась принять участие в «Закатном круизе для одиноких». Поднявшись на борт последней, я оказалась рядом с продавцом из бронкского магазина одежды, сутулым парнем без подбородка; ногти у него торчали, как гитарные колки. Я поспешила перейти на другой борт, где села рядом с женщиной, которая приехала в Туркуаз уже в пятый раз. Желая разбить лед, она рассказала мне, что «абсолютно уверена», что два ее фокстерьера уже были с ней в прошлой жизни.

К пятому дню я нашла для себя стратегию выживания еще более действенную, чем «Стэйрмастер»: спала по четырнадцать часов в день.

Наконец вечером седьмого, заключительного, дня во мне затеплилась искорка дружелюбия, и я представилась сидящему напротив пожилому мужчине. Его кожа походила на вяленое мясо, а крашеные волосы от солнца превратились из темно-русых в оранжевые.

– Так откуда вы? – как это принято в «Клубе-мед», без лишних околичностей спросила я.

– Из «Клуба-мед», – ответил он.