– Это твоя семья там? – спрашивает Уайетт.

Я поворачиваюсь к нему.

– Да. И я понятия не имела, что они все тоже придут. В эту затею со свиданиями страстно вовлеклась вся моя семья.

Уайетт смеется и садится рядом со мной.

– Думаю, что круто иметь такую большую семью. Моя семья такая маленькая, что даже обеденный стол для нас велик.

Свет в зале гаснет, прожектор освещает лед, и мы видим там девушку на коньках в красивом красном платье, которая начинает петь национальный гимн.

Как только она заканчивает, совсем рядом раздается голос Оливии:

– Привет!

Я оборачиваюсь. Мои родственники стоят у калитки ложи и жаждут попасть внутрь так же сильно, как щенки жаждут вылезти. Уэс стоит позади всех, словно не понимая, что он тут делает.

Уайетт, должно быть, понял их выражение лиц и спрашивает:

– Вы все хотите сидеть здесь, с нами?

Любой, кто слышал, каким тоном он спросил это, мог догадаться, что он просто пытается быть вежливым, но мои родственники беспардонно тут же забегают внутрь.

Чарли падает в кресло и сажает себе на колени щенка.

– Ребята, вот как нужно смотреть такие матчи.

Грэхем и Джейк перегибаются через низкую стенку и болтают с девушками, сидящими в соседней ложе. Сара и Оливия садятся на пол, несмотря на сомнительный вид ковра, и через секунду щенки облепляют их со всех сторон.

Я никогда прежде не смотрела хоккейные матчи, даже по телевизору, поэтому весь первый период наблюдаю за зрелищем на льду, а в промежутках – за щенками, чтобы никто из них не удрал. Трудно не увлечься действием, разворачивающимся перед глазами… но только настолько, насколько позволяет контроль за восемью щенками.

Комментатор кричит:

– Игра в большинстве! – и все взрываются аплодисментами.

– Что это значит? – спрашиваю я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Уайетт открывает рот, чтобы ответить, но Джейк плюхается на диван рядом со мной и быстро объясняет:

– Двадцать третий номер другой команды сидит на скамье штрафников, значит, у нашей команды на льду больше игроков, чем у них.

Грэхем садится на пол передо мной и берет трех щенков себе на колени.

– Это лучшая возможность попытаться забить шайбу.

Игроки припечатывают друг друга к стеклянной стенке, и все это происходит у нас перед носом. Благодаря комментариям Джейка и Грэхема я теперь знаю, что такое «игра в большинстве», «зажечь фонарь за воротами» и «отрыв от защиты».

Уайетт высовывается из-за Джейка и говорит мне:

– Я схожу в туалет. Тебе принести чего-нибудь из буфета?

– Попкорн! – выпаливает Джейк.

Я пихаю его в бок.

– Что?

– Не нужно, Уайетт, спасибо!

Он кивает и выходит из ложи. Джейк и Грэхем обсуждают буллит, который только что заработали «Мадбагз», а я соскальзываю с дивана и подхожу к Уэсу. Он сидит на подлокотнике дивана с отсутствующим видом, его глаза прикованы ко льду.

– Привет!

Он кидает на меня быстрый взгляд:

– Привет!

– Отличная игра! – говорю я с чуть большим, чем нужно, энтузиазмом.

Он кивает.

– Да, пока сезон для них складывается удачно.

– Знаешь, я уже на половину свиданий отходила, – выпаливаю я, не зная, что еще сказать. Не знаю, что он подумал, увидев тот браслет, но мне хочется, чтобы он знал, что я навсегда рассталась с Гриффином.

Он смотрит на меня с непонятным выражением.

– Знаю, ты будешь рада, когда все вернется на круги своя.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Я, конечно, не так планировала провести каникулы, но должна признать, что все сложилось лучше, чем я ожидала.

У меня такое ощущение, что я разговариваю на кодовом языке. Почему я не могу говорить обо всем открыто, как Уэс говорил тогда, в машине, с Чарли? Я бы лучше ничего не делала с вами, чем делала что-нибудь с Гриффином.

– Да, я уверен, что Гриффин уже осознал, какую сделал ошибку.

Прежде чем я успеваю ответить, «Мадбагз» забивают гол, и всю арену накрывает гром аплодисментов. Многие бросают на лед маленьких красных пластиковых раков, а потом малыши на коньках собирают их лопатами почти такого же размера, что и они сами.

Уайетт садится рядом со мной.

– Кажется, я вернулся вовремя, – говорит он, кивая в сторону льда.

Уэс вскакивает и идет к дивану Чарли, Джейка и Грэхема.

– Прости, что мы тут оккупировали все пространство, – говорю я. И мне действительно жаль. Это несправедливо по отношению к Уайетту.

Он пожимает плечами.

– Все нормально. У нас же тут полно места.

Тетя Камилла появляется в нашей ложе по окончании первого периода.

– Вот здорово! Так будет проще, – говорит она, видя собравшуюся толпу.

Тут я начинаю немного нервничать – как всегда, когда родственница, которая организовала мне свидание, говорит непонятные мне вещи.

– Что будет проще?

– У каждого щенка теперь есть хозяин! Для парада это гораздо удобнее.

На льду владельцы собак уже выстраиваются в шеренгу со своими питомцами. «Кто выведет собак?» – несется из динамиков на арене, и каждый раз, когда певец издает звук, подобный лаю, собаки сходят с ума.

Тетя Камилла начинает обходить ряды.

– Берем своих собак на руки и идем за мной!

– Что происходит? – спрашивает Оливия.

Глаза Грэхема становятся огромными.

– Мы что, серьезно идем на лед с этими собаками?

– А что если один из них написает там? – спрашивает Чарли.

Уэс смеется.

– Думаю, если это сделает твоя, тебе придется убирать за ней.

Тетя Камилла ведет нас к боковой двери рядом с ложей и придерживает ее открытой, пока мы выходим на лед. Я никогда прежде не ходила по льду. Пара шагов, и я поскальзываюсь. Руками пытаюсь схватиться за что-нибудь, но тщетно – я уже лечу вниз.

Но не падаю – чьи-то руки хватают меня за талию и ставят на ноги. Я думаю, что это Уайетт, но, оказывается, это Уэс.

– Шаркай ногами, вместо того чтобы пытаться ходить, – говорит он, потом отпускает меня.

Но я еще не нашла точку равновесия и снова начинаю падать.

Его руки крепко обхватывают меня за бедра, пригвождая ко льду.

– Если я тебя отпущу, ты упадешь? – спрашивает он.

У меня перехватывает дыхание.

– Думаю, я поняла, что нужно делать.

Он шепчет:

– Запомни: шаркай, не иди, – и исчезает.

Я следую его совету и шаркаю к линии старта. Сердце у меня выпрыгивает из груди.

– Посмотри на этот забавный пушистый комочек в костюме рака! – кричит Сара.

Оливия подходит к ней, и они начинают охать и ахать над остальными собаками, а я молюсь, чтобы мои ноги больше не разъезжались подо мной. Моему щенку не нравится холод льда, поэтому он пытается сидеть на моих ногах. Не помогает.

Уайетт скользит рядом со мной по всему кругу.

– Все в порядке? – спрашивает он.

Я быстро киваю, надеясь, что мои щеки горят не слишком ярко.

Наконец мы заканчиваем оборот вокруг арены, за нами медленно едет заливочная машина. Возвращаемся в нашу ложу как раз к началу второго тайма. Каждый раз, когда какой-нибудь игрок «Мадбагз» размазывает по ограждению игрока противника прямо перед нашим носом, Грэхем и Джейк начинают возмущаться. Игра идет жесткая.

Во время игры я стараюсь держаться рядом с Уайеттом. Мы комментируем то, что видим: лающих собак и болельщиков, кричащих «мазила!» каждый раз, когда другая команда теряет шайбу, – но я чувствую, что проигрываю это сражение. Обращаю больше внимания на перемещения в ложе Уэса, чем на то, что говорит мне Уайетт, стоящий рядом со мной.

Завершается второй тайм, и мне кажется, что игра заканчивается слишком быстро.

– Чем они собираются заменить собачий парад во втором перерыве? – спрашивает Сара. Она снова сидит на полу, увешанная щенками, и я знаю, что она уже обдумывает, как бы забрать одного из них домой.

Когда игроки уходят в раздевалку, на лед выкатывается мужчина в смокинге и с микрофоном в руках. Его голос проносится над ареной.

– Леди и джентльмены, – говорит он, – наступил тот самый момент!

Из динамиков начинает играть песня «Kiss Me», и на огромном экране, висящем над катком, разлетаются красные сердечки.

– А вот и камера поцелуев! – провозглашает он.

Камера останавливается на пожилой паре, они улыбаются и машут, потом наклоняются друг к другу и быстро целуются. Камера снова переключается на толпу, потом останавливается на паре, которая выглядит смущенной. Они сталкиваются лбами и смеются.

Еще несколько целующихся пар, и песня подходит к концу. И тут комментатор говорит:

– Сегодня с нами есть очень особенная пара! София и Уайетт!

И затем, о боже мой, на огромном экране появляются наши физиономии.

– У них сегодня первое свидание! Надеюсь, уже можно первый раз поцеловаться?

Мне хочется забиться в какую-нибудь щель и умереть. Люди на трибунах кричат нам, и все в нашей ложе смеются и фотографируют нас. Все, кроме Уэса. Не могу не думать о том, как мне хотелось поцеловать его в ту ночь.

– Что скажешь? – спрашивает Уайетт. Его щеки пылают.

Я оглядываюсь на Уэса, и мы встречаемся глазами. Потом он выходит из ложи и исчезает.

Я снова смотрю на Уайетта и согласно киваю, не зная, что делать. Он наклоняется ко мне. Но, прежде чем его губы касаются моих, я слегка отодвигаюсь, и его рот попадает на уголок моего. Все происходит быстро, и, вероятно, никто, кроме нас двоих, не догадывается, что поцелуй получился ненастоящим. Толпа неистовствует.