– Это не так, как было у вас с Райаном, – говорю я.

Она качает головой.

– Я этого не говорю. И тебе, наверно, не стоит слушать меня. У меня сейчас гормональный сбой. Я плакала, когда дядя Сэл прислал мне сообщение «Удачи!» со смайликом с поднятым вверх пальцем. Если тебе нравится Уэс, а Уэсу нравишься ты – вперед!

Но в этом-то как раз все дело. Я не знаю, что чувствую к Уэсу, и, конечно же, понятия не имею, что он чувствует ко мне. Я размышляю о том, что, как мне кажется, почти случилось. Я сержусь на бабушку за то, что она спутала мне все карты. Может быть, было бы лучше провести эту неделю, оплакивая свою потерю, чем пуститься во все тяжкие со всеми этими парнями.

Мы лежим молча, и я совершенно уверена, что Марго снова уснула. Наконец я целую ее в лоб и выскальзываю из кровати.

– Куда ты? – бормочет она.

– Мне нужно вернуться.

– Ты же не поедешь обратно так поздно, правда? – Она с трудом открывает глаза.

– Оливия, Чарли и Уэс ждут меня в машине. Мы меняемся и по очереди ведем машину.

– Напиши мне, когда будешь дома.

Я киваю и показываю на пол.

– Тут стоит пакет с подарками от Оливии и от меня. Не говори маме, откуда они взялись.

– Я буду нема как рыба. Береги себя. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Мне так хочется еще разочек взглянуть на Анну, но часы на стене показывают, что мы и так уже немного выбиваемся из графика.

Машина стоит на том же месте, где мы расстались, и Уэс сидит на водительском месте. Я ныряю на заднее сиденье и смотрю в зеркало заднего вида.

– Как все прошло? – спрашивает он.

– Замечательно, – отвечаю я.

Чарли передает мне белый пластиковый пакет.

– Еда, – говорит он. Он выглядит сонным, а Оливия уже практически дрыхнет на сиденье рядом со мной.

Я смотрю на Чарли.

– Если нужно, я могу не спать и составить Уэсу компанию.

– Не, я в порядке. Поешь и отдохни.

Открываю пакет и вижу контейнер с блинчиками.

– Спасибо! Я ужасно голодная.

Чарли кивает и убавляет громкость радио.

– Как Марго и малышка? – спрашивает он.

Жуя, я вкратце рассказываю о нашей встрече, а Уэс выезжает на трассу.

– Я рад, что мы сделали это, – говорит он, смотря на меня.

Я улыбаюсь ему.

– Я тоже.

* * *

Я ерзаю, пытаясь устроиться поудобнее, когда вдруг слышу имя Гриффина.

– Думаешь, они снова будут вместе? – спрашивает Уэс.

Я оглядываюсь, но все, что мне видно, – это обшитый мягкой обивкой потолок. Мы с Оливией наконец устроились, свернувшись калачиком рядом: она – на самом краю сиденья, а я – между ней и спинкой.

– Что? – бормочет Чарли.

Уэс повторяет свой вопрос.

– Думаешь, они снова будут вместе?

Он спрашивает об этом потому, что мы почти поцеловались прошлой ночью? Он жалеет об этом, пусть этого и не случилось?

Чарли, видимо, занят радио; в его наушниках раздаются обрывки разных мелодий.

– Кто знает? Надеюсь, что нет, – наконец отвечает он.

В конце концов Чарли останавливается на современном ремейке «The Little Drummer Boy».

– Я слышал, как они разговаривали сегодня утром. Похоже, он хочет вернуть ее.

– Конечно, хочет. Соф – крутая девчонка, а он – кретин. И он видит все эти ее фотки, как она отлично проводит время без него.

Не могу сдержать улыбки, расплывающейся на лице. Не имеет значения, сколько лет пройдет, – Чарли и Оливия будут всегда на моей стороне.

– Она и правда выглядела изумительно в том платье прошлой ночью, – говорит Уэс.

Я едва не вскрикиваю.

– И ему хватает наглости говорить, что они, мол, просто обленились, – добавляет он. – Что если они как следует постараются и смогут вернуться в то время, когда им было весело? То есть понятно, что люди становятся ленивыми, когда долго живут с одним человеком, но это не значит, что они не счастливы как прежде или им не весело друг с другом. Если отношения можно разрушить одной ленью, значит, вероятно, в них было больше неправильного, чем одна только лень.

Несколько минут они молчат. Потом Чарли спрашивает:

– Ты это про Лауру?

Уэс вздыхает.

– У меня такое ощущение, что мы оба долго пытались сделать так, чтобы нам было хорошо вместе, но ничего не выходит. Мы совершенно разные люди и по-разному смотрим на очень многие вещи.

– Я говорил тебе, что это ужасная затея, – говорит Чарли.

Уэс мягко смеется.

– Да, говорил, и не раз. Я думал, что все станет хорошо, когда она будет дома на каникулах, но, похоже, ни я, ни она больше не хотим продолжать. Лаура хочет только одного – развлекаться с ребятами, с которыми она познакомилась в школе, а мне больше нравится проводить время с вами. Последняя неделя была отличная, просто прекрасная.

– Значит, все эти умные мысли из-за Софи? Ты, я и Оливия – мы всегда вместе. А она – единственное, что на этой неделе стало по-новому.

Не думаю, что Уэс собирается отвечать. Но он наконец говорит:

– Да, я рад, что она здесь.

Чарли тяжело вздыхает.

– Знаю, я придавал большое значение тому, чтобы ты не встречался ни с одной из них, потому что это могло бы разрушить нашу команду, но мы все равно потеряли Софи. Что меня действительно волнует – это то, что вроде бы нам удается вернуть ее. Не хочу, чтобы происходило что-то такое, что оттолкнет ее снова. Понимаешь, о чем я?

Слова Чарли отзываются во мне болью. Они чувствуют, что потеряли меня.

– Знаю. Я просто говорю, что предпочел бы бездельничать с вами, чем делать что-то с Лаурой.

Больше они ничего не говорят, и вскоре я снова засыпа́ю, хотя и не думала, что это возможно.

* * *

Мы расстаемся с Уэсом у крыльца бабушкиного дома за час до рассвета. Мне хочется обнять его и поблагодарить за то, что он привез нас домой, но после того странного разговора, который я подслушала в машине, мне трудно приближаться к нему. Я ограничиваюсь взмахом руки.

Мы тихонько, на цыпочках заходим через заднюю дверь и резко останавливаемся, увидев бабушку за кухонным столом, – она сушит какие-то травки, разложенные перед ней.

– Как они? – спрашивает она.

Мы все начинаем говорить одновременно, извиняться каждый на свой лад, но бабушка просто качает головой.

Я смотрю на нее взглядом, хочется верить, полным надежды.

– Анна такая крошечная. И очень-очень красивая. Но все эти трубочки и провода выглядят ужасно. Марго, кажется, хорошо, но она очень уставшая и у нее все болит.

Бабушка начинает разбивать яйца в миску.

– Я вся в предвкушении Рождества, поэтому буду счастлива, если вы все вместе зайдете в дом и ляжете спать. В игровой несколько надувных матрацев. Но ко времени, когда будет пора всем собраться, надеюсь, вы будете бодры и веселы.

– Да, бабуля, – бормочем мы, а потом молча тащимся по лестнице в игровую комнату в мансарде.

Несколько кроватей в большой комнате уже занято. Канун Рождества – единственная ночь в году, которую вся семья старается провести под одной крышей, чтобы быть всем вместе, когда придет время открывать подарки. Чем больше становится наша семья, тем сложнее это делать.

Каждый из нас вытаскивает себе по матрасу с полки в углу. Пока Чарли достает электрический насос, чтобы надуть их, мы с Оливией ищем одеяла и подушки. Как только я принимаю горизонтальное положение, сразу отрубаюсь.

Когда два часа спустя мои маленькие кузены забегают в комнату и начинают носиться, чтобы разбудить нас, мне кажется, будто я спала не больше пяти минут. День будет долгим.

Мы с Оливией отыскиваем свободное местечко у бара. На столе лежат булочки с корицей, черничные маффины и кофейный кекс. Мы наливаем себе кофе и пытаемся проснуться. Настроение сумбурное. Малыши бегают туда-сюда, все и всех вокруг трогая липкими пальцами, а мои тети и дяди слоняются по кухне. Все выглядят странно в тематических рождественских пижамах. Бабушка нашла приглянувшийся ей фасон еще в августе. В каждой семье есть ответственный за то, чтобы семья нарядилась подобающим образом. Мы с Оливией вспомнили, что нужно их надеть, за пару минут до прихода на кухню.

В этом году тема – Санта на лыжах на бледно-голубом фоне. Почти все мои тети одеты в длинные ночные рубашки, а дяди – в пижамы. Мы с Оливией надели шорты с футболкой. Самым ужасным был год, когда бабушка выбрала свободные комбинезоны с капюшонами, что сделало нас всех похожими на северных оленей с отрубленными рогами. В моей семье есть несколько человек, кому такой предмет одежды просто противопоказан.

Когда завтрак заканчивается, наступает время для другой нашей рождественской утренней традиции.

В последнюю ночь накануне Рождества каждая семья выбирает себе место в большой комнате и складывает там свои подарки. Когда все подарки готовы, а записки, молоко и печенье для Санты приготовлены в положенном месте, двери в эту комнату закрываются до утра.

И потом начинается самая напряженная часть программы: утром в Рождество никто не имеет права заходить в эту комнату до тех пор, пока бабушка не выпьет две чашки кофе. А пьет она их медленно. Итак, прямо сейчас все дети младше десяти выстроились в шеренгу – от самого младшего до самого старшего – и томятся в ожидании в коридоре.

Мы с Оливией садимся за стол рядом с бабушкой, которая смакует свой кофе. Чарли еще не проснулся, хотя дядя Чарльз продолжает периодически подходить к лестнице и громко звать его.